Чиновники европейских правительств, перехватившие это послание, заподозрили, что его авторы имеют революционные намерения. И поскольку в тексте послания содержалось много туманных упоминаний о «Яакове», они заключили, что имеют дело с адресованной евреям гетто пропагандой французских якобинцев… Было решено произвести всестороннее дознание, но чиновники, которым его поручили, рассматривали только внешнюю сторону дела, что и видно по тем вопросам, с которыми они обращались к подследственным во Франкфурте и Оффенбахе. Предполагалось, что речь идет о мошенническом вымогательстве денег у доверчиво глупых евреев. В соответствующем духе был составлен официальный отчет. Но вот и еврейский публицист, опубликовавший недавно этот документ, с исключительной наивностью замечает: «Так, в конце концов, были опровергнуты смехотворные описания имперских бюрократов, относящиеся к тайным намерениям франкистского движения, наводившего на них такой ужас». Цитируемый автор просто не понял, что в действительности рассмешившие его опасения были оправданы, хотя европейским чиновникам и не удалось установить истинный смысл послания! А вот если бы они оказались способны внимательно изучить и понять не только отчет о долгах Оффенбахского «двора» ростовщикам и банкирам, но также и книгу «Пророчество Исайи», сочиненную тогда в Оффенбахе, их бы наверняка поразили тайные упования тамошних «якобинцев» на скорый крах европейских правительств…
Надежды и доктрины этих последних саббатианцев оказались во многом созвучны новому духу времени. Еще оставаясь «верующими» - и именно в силу своей «веры» - они вплотную приблизились к идеям Просвещения. А затем, когда огонь веры угас, они стали обычными сторонниками Хаскалы, деятелями религиозной реформы в иудаизме, секулярными интеллектуалами или же просто индифферентными скептиками. Равнодушие этих людей к практическим заповедям Торы и ко многим религиозным обычаям имело, как было показано здесь, глубокие корни; даже умеренные саббатианцы считали, что выполнение заповедей имело реальный смысл только в Эрец-Исраэль, «а в изгнании нет наказания [за их нарушение], хотя награда за [исполнение] заповедей осталась прежней». Эта убийственная для традиционного иудаизма доктрина открывала дорогу в любую сторону и, в частности, делала очень простым путь к полной ассимиляции. Например, такой человек, как Йонас Веле, бывший духовным лидером и наставником пражских саббатианцев после 1790 года, рассматривал в одном и том же контексте Саббатая Цви и Моше Мендельсона [72].
Нам естественно согласиться с его оппонентом, писавшим о нем, что он «взял учение философа Канта и облачил его в одеяния Зогара и лурианской каббалы». Этот тезис звучит уже в полемическом памфлете о пражских франкистах, именуемом Сихá бейн шнат Такáс у-вейн шнат Такса (Прага, 1800). Имя Йонаса Веле не упоминается там прямо, но дается намеком: Эвиль ха-нави! Иш ха-иввéлет («Глуп пророк! Человек глупости» - по созвучию иввéлет и Веле). Саббатианцы думали использовать язык Просвещения в своих целях - и это видно уже из посланий, пересказанных Петером Беером, и из комментариев к «Эйн Яаков», - но тем временем дух Просвещения проник в их собственный мир.
72