Тео также неизменно сопровождал Пьера на заключение сделок. Гренгуар вел переговоры, расточая любезные улыбки. А в обязанности помощника и друга входило вовремя буркнуть: «надувает», «товар гнилой», «осторожно» либо «годится», «горизонт чист». И не было случая, чтобы Тео ошибся.
Пьер же командовал кораблем и с явным отвращением вел счета. Колонки цифр вызывали в нем стойкую ненависть. Но Гренгуар каждый раз убеждал себя в необходимости этих действий. Ему нужны деньги. Только таким образом он сможет отомстить всем мерзавцам за поруганную честь его возлюбленной, за их разлуку и его собственные мытарства. Окончив нудную работу, Пьер с удовольствием выходил на палубу «Странника» и вдыхал свежий морской воздух. Вот она, его родная стихия, всегда такая разная, никогда не надоедающая. И пусть сегодня волны неспокойны. Пьер уже чувствовал знакомое покалывание в кончиках пальцев и усиленное сердцебиение. Это значило, что он сосредоточен и готов к схватке с грозным противником.
«Странник» вышел победителем и в этот раз. Хотя грозная стихия, казалось, приложила все усилия, чтобы сломить его экипаж. Черное небо периодически освещалось яркими вспышками молнии. Гром грохотал так оглушительно, будто разрывались снаряды. Свинцовые волны перекатывались через палубу, грозя снести всех, кто там находился. Сумасшедший ветер играл кораблем, будто скорлупкой. «Странник» то возносился на самый гребень волны, то срывался вниз, в темную бездну, от чего обрывались сердца моряков. Кто-то шептал про себя молитву Святому Николаю, покровителю тех, кто в море. Но не забывал при этом четко исполнять приказы капитана. Никто не терял присутствия духа. И стихия отступила.
Буря стихла также внезапно, как и началась. Ветер угомонился, небо прояснилось, выглянуло солнце. Еще недавно такое грозное свинцовое море заискрилось зайчиками на волнах. Будто и не было ничего.
Пьер, как обычно в таких случаях, коротко поблагодарил команду за мужество и слаженную работу и дал разрешение на дополнительную порцию рома, попросив при этом соблюдать порядок.
— Да здравствует наш капитан! — хором воскликнули матросы.
— Разбалует вас окончательно ваш капитан, — пробурчал Тео и отправился наблюдать за раздачей рома, чтобы не было излишеств.
А «Странник» заскользил дальше по тихой, гладкой воде. Солнце уже клонилось к закату, когда раздался крик вахтенного:
— Капитан, слева по борту шлюпка!
Гренгуар распорядился принять людей. На борт «Странника» вскоре поднялись трое мужчин и две женщины.
— Наш корабль попал в шторм, — докладывал один из мужчин, представившийся помощником капитана с судна «Кружевница». — Затонул. Одному Богу известно, как мы спаслись. О судьбе остальных ничего не знаем.
Пьер слушал доклад и вполглаза наблюдал за одной из женщин. Вот она присела на подставленный бочонок. Скинула с головы капюшон плаща, встряхнула влажными волосами. Золотой водопад рассыпался по плечам. Бросила быстрый взгляд на Пьера, чуть усмехнулась. «Будто Сирена из морских глубин», — вдруг подумалось ему.
— Вверяю вашим заботам Графиню де Бриссак и ее камеристку, — закончил свой доклад помощник капитана погибшей «Кружевницы».
— Экипаж «Странника» счастлив приветствовать вас, Графиня, — Гренгуар подошел к прекрасной даме.
— Я благодарна вам за наше спасение, капитан…?
— Пьер Гренгуар, к вашим услугам, — слегка поклонился он.
— Мне доводилось слышать ваши стихи, — Графиня взглянула на него с интересом. Во влажных волосах ее бриллиантами сверкали капельки, скатывались по нежному лицу, опускались по шее и исчезали где-то там… в соблазнительном декольте, прикрытом газовой косынкой. А глаза ее, окаймленные длинными темными ресницами, были совсем кошачьи, погибельные, искрящиеся, будто изумруды,
— Вы слишком любезны. — Пьеру была хорошо знакома игра взглядов, которую она вела. Невольно он поддержал ее. Глаза поэта засветились мягким светом и стали совсем бархатными. — Однако ветер довольно прохладный. Я провожу вас в каюту, где вы сможете отдохнуть и подкрепить силы.
— Мне приятна ваша забота, капитан Гренгуар, — прекрасная Графиня одарила его легкой улыбкой и в сопровождении камеристки направилась в каюты. Пьер пошел следом.
========== Женщина на корабле. ==========
«Женщина на корабле»… В самой этой фразе уже заключен целый роман с непредсказуемым финалом. Да вы сами, любезный читатель, попытайтесь вообразить ситуацию, когда в суровый, опасный и абсолютно мужской мир под парусами внезапно вторгается легкое, воздушное существо из абсолютно другого измерения. Представили? Все взгляды тут же устремляются к нему, тому самому существу. С таким трудом установленная дисциплина начинает трещать по швам. Электризуется атмосфера и в воздухе пахнет грозой. Суеверные моряки начинают бормотать классическую мантру: «Женщина на корабле к несчастью». И хотя никто из них не сможет вам поведать об истоках данного утверждения, верят в него безоговорочно, как в Святое Писание.
Внезапное появление прекрасной Графини на борту «Странника» стало самым обсуждаемым событием на корабле. В матросской среде велись оживленные разговоры на животрепещущую тему:
— … «трое передрались насмерть…» «… сильнейший шторм и потопил корабль…» «…капитан бросился прямо в море…» «… а в воде мелькнул зеленый хвост…» — отовсюду только и слышались обрывки жутких морских баек, связанных с появлением женщины на корабле.
— Эта Графиня точно опасная бабенка, — мрачно вставил свое слово Боцман. — Повидал я таких на своем веку.
— И чем же она так опасна, по-твоему, Кольбер? — насмешливо поинтересовался совсем молодой матрос по имени Франсуа. Он только что подавал на стол в кают-компании и чуть шею себе не свернул, стремясь разглядеть гостью получше. — По мне так весьма недурна.
— Да тем и опасна, что недурна, — проворчал боцман. — Согнет она нашего капитана, как тростинку. Помяните мое слово.
— Да ты что, Кольбер? — возмутился Франсуа. — И охота тебе подобную чушь про капитана нести. Сколько я на «Страннике», ни разу с ним историй с бабами не случалось. Они уж с ним и так и эдак, а он ни в какую.
— Жизни ты еще не знаешь, юнец. А туда же, спорить со мной. Говорю, чертовка она. Для таких, как наш Гренгуар погибель. Он хоть и капитан что надо, да только стихоплет еще. Они как увидят такую вот… чаровницу, так и вспыхнут соломой. Умом повредятся и такое творят, что ни в какие ворота не лезет. А потом, коли жив останется, в стихах-то и жалуется честному народу, какой дурак я был, бес попутал. И называется это у них… э-э… — боцман почесал в затылке, — как же… «здохновение»… вот как.
Гренгуара бы чрезвычайно позабавило подобное рассуждение о творческом процессе, доведись ему услышать разговоры в кубрике. Матросы же только с сомнением покачали головами:
— И откуда ты, Кольбер, про это самое… э…э… «здохновение» знаешь? — поинтересовался один из матросов, без пальца на руке.
— Да хозяин мой прежний больно стихи уважал. Тоже сочинитель был. Сгубила его такая вот… бестия. А я на корабль вот подался. И здесь от них спасу нет, от баб этих. Тьфу на них.
— Да погоди хоронить, боцман, — продолжал защищать Пьера Франсуа. — Хочешь, пари? Сойдет через день эта краля в порту, а мы спокойно пойдем дальше. А с тебя выпивка на всех.
— Дурак ты, — усмехнулся Кольбер. — Согласен, только чтобы тебя, молокососа проучить.
Матросы же одобрительно загудели, потому что в любом случае они-то уж точно оставались в выигрыше.
Обстановка в кают-компании в это время очень напоминала те страсти, которые кипели в кубрике. Только кипели они глубоко внутри. Вчерашним вечером Пьер проводил графиню в ее каюту и больше никто не имел чести лицезреть Ее Сиятельство. Но на завтрак в кают-компанию она появилась, привлекая к себе всеобщее внимание своим крайне экстравагантным видом: льняная камиза и шоссы, облегающие стройные ножки. Пурпуэн и котарди* синего цвета довершали образ. Иными словами, на ней был мужской костюм.