— Я возьму их, — сказала Жаклин. — Как раз впору. Ирисы я люблю. И еще вот эту подушечку для коленопреклонных молитв.
— И платочек с кошельком, пожалуйста, госпожа, — взмолилась Флоранс.
— Хорошо, — слегка улыбнулась графиня. — Посчитайте сколько всего. Мы и так задержались. Мсье Родригес, наверное, весь извелся от нетерпения. Поторопись, Флоранс.
Камеристка едва не запрыгала от радости и быстрее унесла покупки в карету. Мари почтительно провела важную гостью.
— Прощайте, мадемуазель Депре, — кивнула на прощание Жаклин, садясь в карету. — Рада, что случай познакомил меня … со столь искусной мастерицей. Я слышала о вас много лестного. В городе.
— Слишком большая честь для скромной вышивальщицы, — Мари поклонилась с достоинством. — Счастливого пути, Ваше Сиятельство.
Все обитатели мастерской еще долго провожали глазами карету и перебивая друг друга обсуждали происшедшее. Мари же еще какое-то время бродила будто сомнамбула. Все вспоминала какие-то странные мелочи, которые не давали ей покоя.
— Анриет, — обратилась она к одной из вышивальщиц. — А эта графиня появлялась здесь раньше? Вы знаете ее?
— Нет, — возбужденно выпалила девушка. — Она явно нездешняя. Может вообще какая-нибудь фрейлина королевы.
— И вы даже имени ее не знаете? — настойчиво продолжала расспросы Мари.
— Она не назвалась, по-моему, — нахмурилась Анриет. — Не знаем ничего. А почему ты спрашиваешь?
— Да потому, что, кажется, я круглая дура, — в голосе Мари явно звучало отчаяние.
— Да что с тобой? — забеспокоилась Анриет.
— Эта женщина… она что-то знает… о моем Пьере.
— Мари, дорогая моя, успокойся. Ты просто перенервничала, устала. Давай присядем. Вот так. Сильви, принеси нам, пожалуйста, воды.
— Ты решила, что я уж и умом повредилась, — грустно улыбнулась Мари. — Спасибо, Сильви, — она пригубила воду из кружки. — Нет. Я в здравом рассудке. Пока еще в здравом. И как-то вдруг поняла, что она смотрела на портрет.
— Ну, допустим, смотрела, так что с того? — продолжала увещевать ее Анриет. — Чудесная работа. Да и Пьер твой красавец.
— Нет. Она по-особенному смотрела. Если бы только я сразу поняла это. Ее лицо… глаза… Она, несомненно, увидела знакомого человека. А я… я дура последняя… упустила свой единственный шанс, — Мари закрыла лицо руками. — И обо мне ей известно именно в связи с Пьером. Она так странно смотрела на меня. Но почему, почему ничего не сказала? Почему?
— Почему-то мне не кажется, что она дурная женщина, — подошедший Жерар мягко положил руку на плечо Мари. — Еще сегодня утром я говорил Бернарду, что в воздухе будто витает что-то. Возможно, что-то изменится. Вот и случилась ваша встреча.
— Но она ничего не дала, ничего, — глаза Мари были полны слез.
— Как знать, — Жерар слегка улыбнулся ей. — Ты только не теряй надежду. Особенно теперь. И не плачь, пожалуйста. Не то мадам вернется — будет нам всем нагоняй. Довели до слез ее любимицу.
— Не плачь, Мари, пожалуйста, — обняла ее Сильви. — Все будет хорошо, вот увидишь.
— Видишь, уже не плачу, — Мари улыбнулась сквозь слезы. — Спасибо тебе, Жерар. — Она тихонько сжала его руку. — Ты мой самый верный … Лучше не бывает.
У «Красавчика» потеплело на сердце. Вот она, Мари прежняя. Его нежный, доверчивый друг. Пусть будет так. Отныне и во веки. А любовь… Глупо это и смешно. При его-то сединах.
***
— Госпожа, ужин уже подан.
— Спасибо, Флоранс. Письмо почти готово, — Жаклин аккуратно присыпала чернила мелким песком. — Сейчас спущусь. — Она еще раз пробежалась глазами по строчкам, несколько раз кивнула собственным мыслям. Ну что же, вполне убедительно.
— Вы все-таки хотите его известить обо всем? — в голосе камеристки зазвучала легкая грусть. Она была очень привязана к своей госпоже. Была ей скорее подругой и наперсницей, чем служанкой. И все, что касалось сердечных тайн Жаклин, вызывало живой отклик в сердце Флоранс.
— Да, — твердо произнесла графиня. — Через неделю король дает бал в честь нашей победы над испанским флотом. Капитан Монферан нынче герой. «Марианна» под его умелым командованием показала себя с наилучшей стороны. Разумеется, мсье Рене — самый почетный гость на балу. Мы тоже приглашены. Я смогу вручить ему письмо, где изложены подробности моей случайной встречи в Туре. А Монферан знает, как найти Пьера.
— У вас благородное сердце. Только так вы и могли поступить, — вздохнула Флоранс. — Но все же… когда я вижу, как вы терзаетесь…
— Перестань, прошу…
— Простите, простите, меня госпожа, я такая дуреха, — девушка опустилась у ног графини. — Сама разбередила рану. Я только хотела спросить, а не проще ли было известить эту вышивальщицу, Мари?
— Ох, Флоранс, ты совсем глупая, — Жаклин печально взглянула на камеристку. — Да разве я имею право говорить с ней об этом после… после всего, что было на «Страннике»? Нет. Да я бы и не смогла. Я все еще люблю его. Но ухожу в сторону. Что толку от того, что он тоже будет страдать? Пусть будет счастлив. Я соединю две любящие души. Любовь это так прекрасно. Даже если твой удел — это удел нищего: слегка погреться в ее лучах. — Последние слова графиня произнесла тихо, почти шепотом. Душа вновь заныла, наполняясь горько-сладкими воспоминаниями. Однако, сделав над собой усилие, Жаклин прогнала их и решительно поднялась. — Идем, Флоранс. Не стоит заставлять моего супруга ждать ужина слишком долго.
***
Пьер вошел в портовый кабачок Малаги и нетерпеливо огляделся. Резкий переход от яркого испанского солнца к полумраку тесноватого помещения заставил его ненадолго зажмуриться. Когда зрение наладилось, Гренгуар с радостной улыбкой направился к столику около окна.
— Рене, вы не представляете, до чего я рад вас видеть, — воскликнул Пьер, сжимая в объятиях друга и благодетеля.
— Ну почему же, — засмеялся Монфреран. — Очень даже хорошо представляю. Потому что тоже рад тебя видеть.
— Наслышан о ваших ратных подвигах. Просто сгораю от желания все услышать из первых уст.
— Об этом после, — Рене жестом пригласил сесть.
— Уж больно вид у вас загадочный, — Пьер внимательно посмотрел на собеседника. — Сказать по правде, я был весьма удивлен вашему письму. Встреча здесь, в Малаге. Да еще срочно. Уж не собирается ли Его Величество купить у меня партию толедских клинков. Ах, Рене, вы только взгляните на это чудо, — глаза Гренгуара заблестели и он осторожно вынул из ножен новенький клинок.
— Хорош, — с видом знатока разглядывал оружие Монферан.
— Какая сталь, закалка, — продолжил восхищенный панегирик Пьер. — А эфес! Чеканное серебро, пантера в прыжке и два изумрудных глаза.
— Пожалуй, я зайду к тебе на корабль, посмотреть всю партию, — задумчиво пробормотал Рене. — Однако и это отложим на потом. Хочу тебя спросить, когда возвращаешься во Францию?
— Да… через месяц… примерно, — Гренгуар был немного удивлен резкой смене темы.
— В Париж?
— Да, там много заказов: серебро, ткани, клинки опять же.
— Что-то подсказывает мне, что в этот раз ты немного дольше задержишься во Франции. Съездишь в Тур, например.
— В Тур? — растеряно переспросил Гренгуар. — Зачем? Там у меня нет никаких дел.
— Будут, — с ударением произнес Монферан, глядя в глаза собеседнику. — В белошвейной мастерской мадам Гасьон.
— Рене, — тихо сказал Пьер, чувствуя, как бешено заколотилось сердце, — перестаньте говорить загадками.
— В мастерской висит твой портрет, вышитый шелком. Один человек рассказывал мне: портрет чудо, как хорош.
Гренгуар мучительно сглотнул и почувствовал, что его бросило в жар. Стало больно и тяжело дышать. Сердце теперь остановилось, мысли и чувства исчезли, на миг в душе воцарилась абсолютная пустота. Руки задрожали. Пьер, с трудом переводя дыхание, вцепился пальцами в свои волосы. Потом быстро отпустил их, вытер вспотевший лоб. Все это он проделывал чисто автоматически, без мысли. Бедный поэт совершенно потерялся. Рене сочувственно сжал его плечо одной рукой, другой же придвинул полную кружку. Пьер в момент осушил ее и с шумом выдохнул. Соображение постепенно возвращалось. Однако взгляд еще был слегка безумным.