Выбрать главу

Мари, уже обессилев от горя и мощи сдавливающих ее тело рук, только слабо кивнула. Она теряла любимого. Теперь ей все безразлично. Жерар ослабил хватку и бегом повел девушку к известной лишь ему цели. Мари покорно шла за ним.

***

В подвале было темно и холодно. Гренгуар сидел в углу на жиденькой подстилке из подгнившей соломы и старался удобнее устроить свою больную ногу. Он был удивлен, что все еще жив. К тому же его не так уж сильно избили. Полученные синяки и ушибы вполне можно было терпеть, если бы не нога.

— Сильно болит? — нарушил тишину сидевший рядом Жженый, наблюдая страдальческую гримасу поэта, растиравшего злополучную конечность. Тот лишь кивнул в ответ, не прерывая своего занятия. — Давай посмотрю.

— А ты соображаешь в этом? — Пьер был настроен весьма скептически.

— В жизни бывало всякое, — Жженый осторожно ощупал больную ногу. — Вывих, — вынес он вердикт. — Могу вправить. Только будет больно.

— Надеюсь не больнее, чем сейчас, — проворчал поэт и тут же взвыл, ощутив на себе прелести доморощенной медицины. — Кол тебе в глотку, Эскулап-недоучка, — ругнулся Пьер, но вскоре затих. Боль чудесным образом исчезла.

— Жив? — ухмыльнулся Жженый.

— Более чем, — пробормотал изумленный поэт. — Беру свои слова назад. Тебе бы костоправом быть.

— Приходилось быть и костоправом, — задумчиво пробормотал сосед по заключению.

— Послушай, Жженый, — резко сказал Пьер. — Какого черта ты не бежал? Можно сказать, сам себя отдал в их руки. Какое тебе дело до меня?

— Ты спасал свою женщину, — последовал неохотный ответ. — Сделал все, что мог для этого. И тебе это удалось. Я свою не уберег.

— Жену? — тихо спросил Гренгуар.

— Дочь, — отрезал Жженый. — Ей было только десять. А эта сластолюбивая мразь положила свой похотливый глаз на девочку. И все-таки похитил. Я нашел ее в лесу. Она умерла на моих руках.

— Ты … убил его?

— Да, — краткое слово упало тяжелым камнем. — Он подох страшной смертью. Избавлю тебя от подробностей.

Гренгуар вдруг почувствовал, как его забил озноб. Слишком много для одного дня. Убийство. Самосуд, с одной стороны и дикое преступление с другой. Что страшнее? Поэт столкнулся с настоящим человеческим горем. Таким горем, которое могло сломить самого сильного человека. Как бы поступил он сам? Да разве не хотелось Пьеру разорвать Традиво, попадись тот в его руки? Хотелось. Да еще как. В конце концов, он не Бог и не судья, чтобы выносить приговор.

— А Жженый ты почему? — Гренгуар попытался сменить мрачную тему. — Ожоги откуда?

— А… это… почтенные граждане обнаружили наше прибежище. И попытались избавиться от нас. Тогда наша банда была еще совсем малочисленной. Мы забрались в старый сарай, переждать ночь. Огонь нас разбудил. Я тащил Жерара, потерявшего сознание. Балка рухнула. Легко отделался. Мог с тобой и не разговаривать.

— Выходит, ты дважды спас жизнь предводителю банды?

— Ну да, выходит. Он меня тоже почти с того света вытащил. Я подыхал с голоду, когда вынужден был бежать из своей деревни. Жерар - бывший актер. Чрезмерно увлекался сатирическими пьесами. Высмеивал сильных мира сего, за что и попал в немилость. За его голову назначили приличную сумму. Пришлось оставить ремесло актера, стать бродягой и вором. У наших много таких историй, что тебе и не снилось сочинить, поэт, — усмехнулся Жженый.

— Пожалуй, — рассеянно согласился Пьер. Затем внимательно взглянул на собеседника. — У тебя имя есть? Настоящее. Ты помнишь его?

— Тео, — Жженый ответил после паузы, будто в самом деле вспоминал свое имя.

— Тео, — повторил Гренгуар. — Подарок Бога.

— Сильно ошиблись видать родители, нарекая меня так, — усмехнулся Жженый.

— Как знать, — пробормотал Пьер. — Может быть, именно так и есть. Для меня и Мари…

Поэт не закончил фразу. Дверь в их подвал со страшным скрипом открылась, впустив двух человек с факелами….

***

Участники «Адовой кухни» пробирались по подземным лабиринтам Парижа. Жерар знал потайной ход, по которому можно было спуститься в подземелье. Теперь бродяги и девушка находились в относительной безопасности. Однако из Парижа нужно было уходить как можно скорее. Согласно данным «разведки» в лице шустрого мальчишки Биби, по городу рыскали цепные псы Бородавочника. А также легко можно было напороться на патруль.

— Я пойду к Традиво. Сама, — в отчаянии говорила Мари. — Или к Бородавочнику. Мне все равно. Пусть отпустят моего Пьера. Он и так сделал больше, чем возможно.

— А они конечно растают сразу и прослезятся, — рявкнул Жерар. — Ну какая же ты… безмозглая. Вернешься — все загубишь. Тебя они замучают. Пьера твоего попросту убьют. И все, чего ты добьешься.

— А сейчас его не убьют, по-твоему?

— Думаю, нет. Бородавочник потерял деньги. Теперь он должник Традиво. И эти деньги он возместит за счет Гренгуара. Шхуну Ахмета видели сегодня на пристани.

— И что это значит? — испуганным шепотом спросила Мари.

— А это значит галеры, — мрачно сказал Жерар.

— Пресвятая Дева, — девушка с трудом перекрестилась. Страшное известие добило ее. Ноги подкосились. Она без сил опустилась на каменный пол.

— Галеры это не жизнь, — Жерар осторожно поднял ее на ноги. — Но и пока не смерть.

— Это хуже смерти, — глухо сказала Мари. — Нужно ведь что-то делать.

— Нас слишком мало, — у Жерара желваки ходили под кожей. — Я ведь тоже друга потерял. Его, видимо, ждет та же участь.

— Не плачь, Мари, — малыш Биби подошел к девушке и взял ее за руку. — Он выживет. Непременно выживет.

— Нужно хотя бы дать ему знак, — Мари погладила мальчишку по голове. — Что мы не оставили его. Чтобы он знал это.

— Он узнает, — пробормотал Биби. — Обязательно узнает.

***

— Эти, что ли? — ткнул пальцем в Гренгуара и Тео вошедший незнакомец. Несмотря на восточную наружность, по-французски он говорил довольно бегло. — Хлипковат который в углу, — имелся в виду Пьер.

— Тебе что до того, Ахмет? — убеждал его второй, лицо которого покрывали мерзкие бородавки. — Работать его не сможешь заставить?

— Уж в этом не сомневайся, Бородавочник, — холодно усмехнулся тот, кого назвали Ахметом. — У меня и мертвый работать будет.

— Ему полезно, — Бородавочник подошел совсем близко к Гренгуару. — Этот шут балаганный нуждается в хорошей порке. Заигрался совсем. Ты кого в свои пьески на главную роль посмел пригласить? С кем в игрушки играешь? Паяц чертов.

Гренгуар вдруг разразился приступом громкого хохота. Дикое напряжение этого дня сказалось. Пьера просто трясло от лихорадочного веселья.

— Пьеску говоришь, — давился от смеха поэт. — Я уже представил себе сценку из нее. Твой задушевный разговор с Традиво после сегодняшних событий в твоем борделе. Дорого бы я дал, чтобы увидеть ваши перекошенные от бешенства физиономии.

— Заткнись, шут, — Бородавочник изо всех сил пнул сидящего на полу поэта ногой.

— Я начинаю извлекать некоторую пользу из положения приговоренного к смерти, — прохрипел Пьер, согнувшись от боли. — Можно любому говорить правду прямо в поганую харю. Все равно терять нечего.

— Хватит зубы скалить, — рявкнул Бородавочник. — Поднялся, бегом. И ты тоже, падаль, — это относилось к Жженому. — Посмотрим, что вы после недели на галерах запоете. А ну шевелитесь, нищеброды. И шлюху твою найду, дай только срок.

— Не надейся, — усмехнулся Тео, за что тут же получил мощный удар в лицо, после которого с кровью выплюнул зуб.

— Молчать! Вперед оба, — Бородавочник пнул обоих пленников. — В твоем распоряжении, Ахмет.

Пьера и Тео сковали одной цепью и быстро потащили по ночным улицам Парижа. После приступа возбуждения, поэтом овладела спасительная апатия ко всему. Мари в безопасности. Он выполнил свое обещание, данное ей. И в какой-то мере искупил свою вину перед Эсмеральдой. Совершил благородный поступок. И за него следовала неминуемая расплата. Да, в этом вывихнутом мире за добрые поступки платят страшную цену: смерть либо тяжелая болезнь. А за подлость, развязанные войны, насилие следует щедрое вознаграждение в виде долгой и счастливой жизни. Таковы реалии. Пьер мысленно прощался с возлюбленной, с Парижем, с самой жизнью. На него пахнуло сыростью и повеяло запахом стоячей воды. Они уже добрались до пристани.