— Шеф мне рассказал, что произошло ночью…
— Она сама напросилась! — оправдывалась Марианна. — Я сидела спокойно, и…
— Знаю, — оборвала охранница. — Вечно одна и та же история. Почему ты все время поддаешься на ее провокации? Не обращай внимания, и она в конце концов оставит тебя в покое.
Слизав с пальца последнюю каплю драгоценного напитка, Марианна пожала плечами.
— Ладно, пошли, отведу тебя в душ.
Марианна сняла свитер, кривясь от боли. Все-таки досталось ей накануне. Она задрала футболку, осмотрела синяки. Один под ребрами, другой посередине живота. Какая пакость эта электрическая дубинка! Директор выдал такую начальнику сразу после того, как Марианну перевели в его тюрьму. Для нее специально… Оружие запрещенное, несомненно. Но кому пожалуешься?
Она взяла косметичку с туалетными принадлежностями и направилась следом за Жюстиной к душу, единственному в дисциплинарном корпусе. Ровно десять минут, чтобы смыть скверну прошедшей ночи. Кабинка была чистая, тело и дух возвеселились. Ни запах дешевого геля, ни шампунь, едкий, как растворитель, — ничто не могло это веселье омрачить. Марианна могла провести там хоть целый день.
— Марианна! Прошло уже четверть часа! Пора выходить… Ты не одна, мне и других нужно отвести в душевую!
Она с неохотой закрыла кран, наскоро вытерлась. Задержалась перед раковиной, расчесать короткие волосы, такие же черные, как глаза. Мельком взглянула на себя в зеркало. Лучше не смотреть. Вышла к Жюстине в коридор.
— Выведешь меня на прогулку?
— Марианна, не начинай, пожалуйста. Ты знаешь распорядок не хуже меня.
В дисциплинарном блоке полагалась одна прогулка, после полудня, час, и не более того. Жюстина не уступит, и надеяться нечего. Вот и решетка. Мерзкая камера разинула пасть, словно гигантский членистоногий монстр.
— Посидишь немного со мной? — робко спросила Марианна.
— Пять минут, не больше, — сжалилась охранница.
Это и так сверх ожиданий. Только с ней Марианне было приятно общаться. Женщины уселись рядышком, у стены.
— Ну и вонища же тут! — заметила Жюстина.
— И не говори! Не могла бы ты меня перевести в другую камеру?
— Нет, директор лично приказал тебя запереть здесь… Для острастки, чтобы ты наконец унялась и не нарывалась!
— Ну, поглядим… Плохо он меня знает, этот болван!
Марианна умолкла, насторожилась.
— Слышишь? — прошептала она.
— Что?
— Поезд, что же еще!
Жюстина тоже напрягла слух, и ей показалось, будто она различает отдаленный рокот.
— Как всегда, фанатеешь от рельсов, а?
— Как всегда… Если я когда-нибудь выйду, то первым делом сяду в поезд…
Если выйду когда-нибудь.
— Будешь осмотрительней — рано или поздно выйдешь, — заверила надзирательница.
— Скажешь тоже! Мне тогда стукнет шестьдесят, и на голове ни волоска не останется… Это будет в… две тысячи сорок пятом… Вот хрень! Просто научная фантастика! Две тысячи сорок пятый год…
— Может, тебя выпустят и до того, как тебе исполнится шестьдесят. Если не добавишь еще наград к своему послужному списку!
— И когда? Лет в пятьдесят, ты хочешь сказать? И что это меняет?
— На десять лет меньше; думаю, это меняет все.
Обе замкнулись в долгом молчании, как будто мало им было тюремных стен.
— Еще поезд… — прошептала Марианна. — Товарняк.
— Как ты их различаешь? — удивилась Жюстина.
— Он звучит по-другому, не так, как скорый! Ничего общего…
— Почему ты так любишь поезда?
— Всегда любила… Слушать, как проходит поезд, приятно. Особенно когда сидишь взаперти… Когда я была малявкой, мне только на поезде удавалось немного отъехать от деда с бабкой… В летний лагерь или к тетке. Сбежав из дома в первый раз, я тоже села в поезд… Приятно вспомнить! А ты? Можешь вспомнить что-то хорошее о поездах?
— Ну, ты знаешь, я ездила на пригородном каждый день, когда жила на парижской окраине. Так что для меня это рутина… И потом, воспоминания о поездах не всегда приятные…
— О чем ты подумала? — спросила Марианна, вытаскивая пачку сигарет.
— Не очень-то хочется об этом рассказывать…
Жюстина взяла сигарету, отвернулась.
— Я же вижу, что хочется, только начать трудно…
Жюстина грустно улыбнулась. Девочка снова права. Под напускной наглостью и бесчувствием таился дар понимания, способность проникать в то, что оставалось скрытым. И еще много других талантов… Жаль, что все это пошло прахом. Жаль, что вся ее жизнь пошла прахом.