Использовать каждую секунду трипа, ни крошки не оставить тараканам или кому-то еще. Не потерять этих минут, протекающих вне времени, вне гроба.
Но небо внезапно хмурится. Бесформенные силуэты подступают к ней, ищут ее. Чтобы вновь затащить в реальность. Возврат неизбежен, приземляться придется. Всегда приходить в себя.
Нужно вколоть всю дозу. Вот верное решение. Вот только нет больше волшебного порошка.
Я могу еще продержаться. Хотя бы несколько минут. Достаточно верить в это, не следовать за тенями. Не сейчас, чуть помедленнее, пожалуйста! Время проходит так быстро, забывает окольные дорожки, даже, коварное, срезает путь! Течет, как река в половодье; ручей обращается в бурлящий поток. Стрелки будильника начинают бешено вращаться. Нет, я пока не хочу раскрывать парашют! Хочу продолжать полет! Оставаться в вышине. Парить по воле жаркого ветра, взмыть над бедой, высоко-высоко, все выше и выше. Раствориться в тумане.
Не хочу, чтобы это кончалось. Дайте хотя бы заснуть! Черт, самолет вошел в пике, сейчас разобьется! Свободное падение. Жесткая вынужденная посадка. Даже нет времени раскрыть парашют…
…Поглощенная чудовищной пастью реальности, силой вырванная из мечты, Марианна свалилась с койки. Дурные, горькие слезы, удушающие рыдания взахлеб. Как не хотелось возвращаться, да еще так быстро!
Она подползла к решетке, поднялась, держась за прутья, и стала биться головой о металл, все сильней и сильней, пока губы не ощутили вкус крови. Сдерживать крик. Вертухайки того гляди услышат и запрут меня в камере для буйных, с обитыми войлоком стенами. Биться, биться, пока не потемнеет в глазах… Нет, недостаточно, по-прежнему ужас, по-прежнему гниль вокруг нее. В ней самой… Биться снова, еще сильней… Боль не властна над ней, бесчувственной Марианной.
Вдруг опустилась тьма. Внезапно, будто удар хлыста. Даже мечта угасла, опустилась ночь, густая, как туман над рекой, черная, как ее будущее.
Полная кома.
Марианна очнулась. Головная боль гарантирована. Грязные стены больничной палаты ласково приняли ее. Захотелось пощупать лоб правой рукой. Невозможно: запястье приковано к постели. Может быть, левой? Получилось. Толстая повязка на голове, перфузия через руку. Жюстина у изголовья.
— Ку-ку, Марианна…
Этот голос, как приятно слышать его, выходя из комы.
— Какой сегодня день?
— Воскресенье. Ты все утро провела в больничке. Тебе сделали рентгеноскопию, небольшая травма черепа, ничего страшного… Прекратила бы ты эти выходки, Марианна.
— Голова болит…
— Тебе наложили на лоб четыре шва, останется порядочный шрам.
— Плевать… У меня их и так полно…
— Зачем ты это сделала?
— Слишком рано приземлилась…
— Что?
— Тебе не понять… Как ты думаешь, я останусь здесь, пока не истекут сорок дней? — спросила Марианна с надеждой.
— Нет, вечером тебя отведут в камеру. Врач сказал, что уже можно.
— Дерьмо! — завопила она, колотясь затылком о мягкую подушку.
— Сейчас я должна оставить тебя… Пожалуйста, прекрати эти фокусы…
— Когда-нибудь прекращу. Обещаю все прекратить, раз и навсегда.
Голова кружилась, подступала тошнота. Марианна медленно шла следом за Дельбек. Лекарь накачал ее разноцветными успокоительными пилюлями: такая доза свалит с ног слона в расцвете лет. Даже наручники на нее не надели. Позади семенила Маркиза, предвкушая потеху. Марианна посреди медикаментозного бреда представляла себе ее кривую ухмылочку.
Назад — на исходную клетку. Подвал в дисциплинарном блоке. Но камера другая.
Нет, только не сюда!
— Вы же не посадите меня сюда! — слабо противилась Марианна. — Я ведь не буйная!
— Буйная, еще какая! — выскочила вперед Соланж.
С ней спорить бесполезно, лучше договориться с Дельбек.
— Надзиратель, я обещаю, это не повторится…
— У меня приказ, мадемуазель. Будьте добры, зайдите в камеру, без разговоров.
Камера для буйных, с мягкими стенами. Еще хуже, чем гнилой застенок под лестницей.
— Вы же знаете, что я не могу без курева! — взмолилась Марианна в отчаянии.