— Просто Гревиль, — спокойно возразила Марианна, вставая с места. — Или мадемуазель де Гревиль, или просто Гревиль… Учитесь говорить по-французски, надзиратель!
— Ты, что ли, будешь меня учить французскому?
— Я всего лишь объясняю вам, как следует употреблять дворянскую частицу. Уж Маркизе-то следовало бы знать!
— Умолкни!
— Слушаюсь, мадам де надзиратель! — фыркнула Марианна.
— Скажи лучше спасибо налогоплательщикам, что они тебе не дают подохнуть.
Марианна переплела пальцы, стала хрустеть суставами.
Воспользовавшись паузой, Мишлен выложила на стол пакет. Нищенский набор: зубная щетка, мыло, гигиенические прокладки, шампунь, гель для душа, зубная паста. Необходимый минимум, любезно предоставляемый тюремной администрацией тем, у кого ничего нет. Марианне даже пришлось затронуть свои жалкие сбережения. Смешную сумму, оставшуюся у нее на счету. Купить ту или иную безделицу и две пачки сигарет: Даниэль требовал делать это ежемесячно, чтобы надзирательницы ничего не заподозрили. Как будто не видно, что она курит по пачке в день! Не важно: все-таки создается иллюзия.
Марианна глаз не сводила с Соланж, пока Мишлен снова горбилась над своей тележкой.
— Надзиратель, не могли бы вы поставить на вид щедрому налогоплательщику, что он забыл «Шанель номер пять»?
— Ты и вправду воняешь, но тут никакие духи не помогут.
— Снова ошибка, надзиратель! Это не от меня воняет в камере вот уже… — Она взглянула на свой старый будильник. — В точности две минуты и тридцать секунд!
— Давно карцер не навещала, да? Недели две как минимум…
— Ага, две недели, точнехонько. С математикой у вас лучше, чем с грамматикой!
— Кажется, ты по карцеру соскучилась, де Гревиль! Но я могу тебе это устроить, раз припекло…
— Просто Гревиль.
— Тебе бы пойти помыться, — съязвила Соланж, нацепив похабную улыбочку. — Но никаким мылом не смоешь кровь, которая на твоих руках!
Прицельный удар. Если палить все время из пушки, какой-нибудь снаряд обязательно попадет. Марианна подошла ближе, Мишлен отвернулась. Мол, ничего не видела. Расстояние между женщинами сократилось до нескольких сантиметров. Марианна прошептала еле слышно:
— Продолжай меня доставать — и когда-нибудь от моих рук запахнет твоей кровью…
— Я и не таких крутых обламывала!
— Круче меня нет никого. Даже твои тюремные шлюхи не круче меня…
Они по-прежнему говорили тихо. Соланж попятилась, будто так и надо. Но показала острые клыки. И яду полный рот.
— Вечером приму горячую ванну, пойду в ресторан со своим мужиком… А после мы…
— Ты себе мужика нашла? Как только умудрилась? Прельстила жалованьем, которое тебе ежемесячно выплачивает налогоплательщик, чтобы ты тут с заключенными играла в гестапо?
— Кто-то ведь должен посвятить себя тому, чтобы держать всякую сволочь в клетках! За это налогоплательщики готовы платить, уж поверь…
Марианна расхохоталась:
— Вы правы, надзиратель! Самоотверженность — это прекрасно! Вы истинная сестра милосердия!
Маркиза расстреляла почти всю обойму. Но оставался один патрон.
— Мне очень жаль, но сегодня утром у меня не будет времени вывести тебя во двор…
Страшная месть. По распорядку полагалась часовая прогулка. Однако Жюстина частенько выводила Марианну еще на час, утром, вдобавок к послеполуденному променаду. Но от Маркизы не дождешься. Ключи заскрежетали в замочной скважине, терзая слух Марианны, и та в отместку пнула бронированную дверь… Непрошибаемую. Не то что я.
Она бросилась на койку, и взгляд заскользил по привычному кругу. Потолок, стены, пол, тюфяк на верхнем ярусе… Снова потолок. Потом — руки, в них Марианна долго всматривалась.
Зачем я убивала?
11:09. Поезд уже удалялся. Почему он всегда проходит так быстро? Марианна лежала с закрытыми глазами. Чтобы удержать в голове эту песню свободы. Пусть снова и снова звучит. Образы возвращались сплошным потоком, но очень четкие…
…Они бредут по перрону, ищут свое купе.
— Ну что, долго еще? — спрашивает Тома.
— Вагон тринадцать, места четырнадцать и пятнадцать… Несложно запомнить! Чертова дюжина и еще две цифры!
Они заходят в купе, Марианна садится у окна; на перроне какая-то пара стоит, обнявшись, и никак не может расстаться, хотя обратный отсчет уже начался. Они целуются и целуются, сжимают друг друга в объятиях, почти растворяясь один в другом. Марианна как зачарованная смотрит на них.
— Что с тобой, детка?
Она вздрагивает. Улыбается. Берет Тома за руку, шепчет ему: