К тому времени, как медленная процессия свернула на Стивенс-авеню и направилась к последней остановке на казавшемся бесконечным пути горького унижения леди Эшли Гамильтон, лишь несколько бледных пятен нетронутой кожи виднелись между перекрестиями набухших шрамов, портивших нежно-белую гладкость содрогающихся ягодиц умело выпоротого голого зада. Непрекращающиеся атаки плети и проклятая неторопливость лошадиного аллюра увеличивали ужас предвкушения ударов, вымещавших адскую злобу на её измученном, вымокшем от пота теле.
Толпа зевак, собравшихся на северо-западном углу городской площади, увидела совсем другую леди Эшли, нежели те, кто присутствовал при начале наказания гордой красавицы. Грациозную осанку и надменное покачивание бёдер юной леди заменила спотыкающаяся, прихрамывающая походка с расставленными ногами и опущенной головой. Теперь она слепо брела за телегой. Цвет лица ясноглазой красавицы из алебастрового стал красным, в ручейках слёз и пота, глаза опухшими и измученными от плача. Шелковистые пряди красиво уложенных светлых волос намокли и спутались, приклеившись к лицу и шее мокрыми завитками. Когда телега достигла неминуемой остановки, ревущая, едва не теряющая сознание будущая госпожа манора Брокхёрст механически наклонила голое, исполосованное тело и слабо развела дрожащие ноги.
Испещрённый прожилками, опухший пельмешек леди Эшли выпятился уязвимо назад между содрогающимися, покрытыми шрамами ягодицами. Пульсации мышц прокатывались вверх и вниз по похотливо расставленным бёдрам приговорённой красавицы, изборождённые рубцами ягодичные холмики дрожали от обессиливающего жара порки. Ручейки пота струились вниз по склонённому телу светловолосой красавицы, стекая с вымяподобных грудей, раскачивавшихся при её движениях. В мутном тумане боли, охватившем её, леди Эшли уже не заботило, что она бесстыдно демонстрирует свою самую интимную плоть пялящимся зрителям. Вместо этого она закрыла глаза, будто в молчаливой молитве, и стоически ждала удара кнута, который станет сигналом последнего этапа её спартанского наказания.
С неумолимой точностью плеть Рабина Джеймса последние три раза прозмеилась между трясущимися холмиками содрогающихся ягодиц жертвы. После каждого убийственного удара плети обнажённое тело леди Эшли содрогалось в конвульсиях, когда кончик кнута лизал превратившуюся в желе расщелину. Она так ослабела после часа мучений, что не имела сил оставить свою распростёртую позу, её задыхавшиеся крики звенели в тревожной тишине городской площади. Даже самые мстительные из горожан морщились и вздрагивали с симпатией при влажных шлепках плети и хриплых криках леди Эшли, поскольку последние три удара наказания голой грешницы, казалось, прожигали её до самой души.
Поле того, как упал последний удар и экзекутор вернул свёрнутую плеть на пояс, хнычущая юная мученица медленно распрямила терзаемое болью тело. Хотя шары её исчерченного красными полосами зада всё ещё подрагивали от спазмов и яростные клыки боли вгрызались в пульсирующий пельмешек гениталий, леди Эшли смогла сдвинуть ноги и распрямить изящные плечи. Затем с титаническим усилием воли, надменно откинув растрёпанные светлые волосы гордая леди ровно, не спотыкаясь, последовала за медленно катившейся телегой обратно в тюрьму Крэнвелл.
Жители Ковингтона восхищённо созерцали эту эротичную демонстрацию силы духа. По гримасам на прелестном лице девушки было видно, что при малейшем движении боль от порки усиливается. Вызывавшие сострадание изрубцованные ягодицы подскакивали и трепетали при каждом шаге. Рисунок полос на блестящей наготе стал последним чувственным лакомством для глаз толпы. Затем леди Эшли медленно скрылась из виду.