Несмотря на то, что время для Хейвен и Кармина, казалось, замерло, календарь был готов оспорить данное положение вещей. Наступило двадцать третье декабря – с момента их возвращения в Дуранте минул месяц, в течение которого они пытались вернуться к прежней жизни. В течение которого они занимались созиданием своих отношений и сохранением остатков нормальности.
Им было нелегко справиться с последствиями ее похищения, но они пытались это сделать день за днем… минуту за минутой… секунду за секундой.
– Они закрыты, Кармин, – заметила Хейвен, нахмурившись, когда они вышли из машины. Задрожав от холода, она сильнее закуталась в свое пальто. – Вчера был последний день.
Открыв багажник, Кармин достал топор и закинул его на плечо.
– Я знаю.
Хейвен ошарашено наблюдала за тем, как он перелез через забор и спрыгнул на землю по другую его сторону.
– Кажется, это зовется вторжением с целью грабежа?
Кармин протянул свободную руку, дабы помочь Хейвен перебраться через забор.
– Скорее нарушением права частной собственности.
– А в чем разница?
– Одно считается проступком, – ответил Кармин. – Другое – уголовно наказуемым преступлением.
Вздохнув, Хейвен собиралась было возразить, однако умоляющий взгляд Кармина просил ее не спорить. В конечном итоге, она все же сдалась и приняла его руку. Кармин помог ей преодолеть забор, после чего переплел их пальцы и нежно сжал руку Хейвен.
– Ты уверен, что нам стоит это делать? – спросила она.
– Да, уверен. На дворе Рождество, а в этом и заключается вся суть Рождества.
– В нарушении права собственности?
– Нет, в выборе елки и украшении ее разноцветными шарами и прочей ерундой. Дух Рождества создают омела, подарки, огоньки, звезды, семья и эгг-ног. Море эгг-нога, черт возьми, только без яиц и сливок, и прочего дерьма, которое добавляют в алкоголь. Его же невозможно пить.
– Значит, суть Рождества сводится к… рому?
Кармин рассмеялся.
– Именно.
– А я-то думала, что праздник имеет какое-то отношение к религии.
– Формальности, tesoro. Это всего лишь формальности, – ответил он, переводя взгляд на Хейвен.
Пройдя вперед, они направились к елочной ярмарке. Время от времени останавливаясь, Хейвен указывала на одну из елок, однако Кармин всякий раз отвергал предложенный ею вариант, находя все новые и новые недостатки. Ели, по его мнению, были то слишком низкими, то слишком высокими; слишком густыми или слишком тонкими; у них было слишком много веток или недостаточно много иголок. Он сетовал на их цвет, на их размеры, а когда Хейвен предложила ему взглянуть на уже срубленные ели, оставшиеся на ярмарке, Кармин и вовсе саркастично рассмеялся.
– Как тебе эта? – спросила Хейвен спустя некоторое время, останавливаясь возле ели, которая была всего лишь на несколько дюймов выше ее самой. – Нравится?
– Слишком тощая, – ответил Кармина, едва удостоив ель взглядом.
Хейвен нахмурилась, не понимая, что его не устроило на сей раз. Ветки показались ей вполне себе пушистыми.
– Такой привередливый.
– Ничего не поделаешь, – пробормотал Кармин. – Есть еще варианты?
– Хм… – осмотревшись по сторонам, Хейвен махнула рукой на первую попавшуюся ель, находившуюся в нескольких футах от них. – Может, эту?
Наблюдая за тем, как Кармин осматривает ель, Хейвен ожидала очередной жалобы, будучи уверенной в том, что он сумеет отыскать какой-нибудь недостаток, однако вместо этого он ухмыльнулся.
– То, что надо.
Его реакция удивила Хейвен.
– Ты уверен?
– Да, а что? Тебе не нравится?
Хейвен пожала плечами. Все ели казались ей одинаковыми – как и сотни других, которые они миновали по дороге на ярмарку.
– Мне нравится.
Отпустив ее руку, Кармин принялся изучать ель, раздумывая над тем, как бы ее срубить. Понаблюдав мгновение за разворачивающейся на ее глазах непривычной сценой, Хейвен рассмеялась, когда Кармин нанес первый удар. Лезвие топора оставило на толстой коре практически незаметный след.
Кармин тяжело вздохнул.
– Что тебя так рассмешило?
– У тебя уйдет на это весь день, – ответила она. – Надо было выбрать одну из срубленных елей.
– Это было бы нечестно, – заметил Кармин. – Самое простое решение не всегда является лучшим. Порой куда лучше потрудиться.
Хейвен задумалась о том, что в посещении елочной ярмарки тоже не было ничего честного, учитывая то, что они могли срубить одну из небольших елей, растущих на заднем дворе их дома, однако она понимала, что озвучивать этого вслух не следовало. Казалось, Кармин терял энтузиазм с каждым ударом топора, и ей совершенно не хотелось усугублять ситуацию.
Продолжив наносить новые и новые удары по стволу ели, Кармин в конечном итоге все же смог одолеть толстую кору дерева. К тому времени, когда ель, наконец, покачнулась, он, несмотря на холод, вспотел и запыхался. Капельки пота выступили у него на лбу, стекая вниз по его лицу и достигая челюсти. Безмолвно наблюдая за его усилиями, Хейвен ощутила уже знакомый ей укол вины. Это ощущение неотступно следовало за ней по пятам, безжалостно жаля ее в моменты наибольшей уязвимости, словно загнанная в угол змея, отчаянно борющаяся за выживание. Чувство вины снедало ее, отравляя ее изнутри и заставляя ощущать чувство стыда всякий раз, когда она так или иначе вспоминала о том, на что он решился ради нее.
Этот мальчик – этот упрямый, самоотверженный, глупый мальчик – отдал свою жизнь мафии. Он передал свое будущее во власть ненавистных им обоим людей для того, чтобы спасти ее жизнь. Для того, чтобы она была в безопасности. И он сделал это с такой легкостью, с такой быстротой, словно подобный поступок вовсе не стоил размышлений… словно самопожертвование было для него столь же естественным, как и дыхание.
Случившееся сломило его, и Хейвен по-прежнему пыталась смириться с мыслью о том, что процесс восстановления мог занять очень много времени. И, как бы благодарна она ни была за то, что осталась в живых – как бы счастлива она ни была находиться на елочной ярмарке и выбирать рождественскую ель вместе с любимым человеком – она была зла. Но не на Кармина – на него она больше не злилась. Гнев в его адрес был беспочвенен. Теперь она была зла на себя, и на Вселенную, которая лишила ее всяческой возможности помочь Кармину. Она была беспомощна. Она не могла унять его боль. Не могла его спасти.
Очередной раз в своей жизни Хейвен чувствовала себя бессильной.
Стоя рядом и наблюдая за трудом Кармина, она опасалась того, что однажды, посмотрев ему в глаза, она увидит в них сожаление. Ее ужасало то, что однажды он развернется к ней, и она увидит на его лице свой худший кошмар – она поймет по выражению его лица, что она того не стоила.
Спустя некоторое время ель, вновь покачнувшись, накренилась в сторону Хейвен. В последнюю секунду она успела отскочить в сторону от падающего дерева, которое едва не задело ее.
– Прости, tesoro, – бросив топор, Кармин схватился за подол своей черной рубашки с длинными рукавами, вытирая со лба пот и обнажая при этом свой подтянутый торс. – Все оказалось куда сложнее, чем я думал.
Горделиво ухмыльнувшись, он потащил ель к машине. Подняв топор, Хейвен с удивлением отметила его тяжесть и направилась следом за Кармином. Перекинув ель через забор с такой легкостью, словно она ничего не весила, он помог Хейвен преодолеть забор.
– Что мы будем с ней делать? – спросила она.
– Привяжем к машине и отвезем домой, – ответил Кармин, забирая у нее топор. Убрав его в багажник, он достал моток веревки и продемонстрировал его Хейвен.
– Ты уверен? – спросила она, наблюдая за тем, как Кармин, подхватив ель, закинул ее на крышу машины. Ветви ели царапнули по черной, блестящей поверхности. Она с трудом могла представить, как они довезут ель до дома и не исцарапают при этом машину.