— Жак, — проговорила я слабым голосом. — Похоже, она просто... сорвалась в машине, она сначала угрожала мне, а затем не отпускала меня... Думаю, возможно, она слишком перенапряглась или что-то в этом роде, потому что весь вечер вела себя странно... А ведь сначала была такой милой. Я просто…
Николай прервал меня поцелуем, с силой прижимаясь ко мне губами, отчего я упала на подушки дивана. Его теплое тело испепеляло меня своими прикосновениями, но все же странным образом утешало. Когда мы остановились, чтобы отдышаться, он сжал мой подбородок, заставив взглянуть ему прямо в глаза.
— Я позабочусь о Жак. Просто сделай мне одолжение... Не позволяй себе находиться с ней наедине. Безумие у нее в крови.
— Ты знаешь ее семью?
Николай колебался, прежде чем прошептать так тихо, что я почти не расслышала его:
— Я ее семья.
Он отвел взгляд и сел так, что наши тела больше не касались друг друга.
— Я ее внук.
Нервный смех почти вырвался у меня из горла, но я подавила его.
— Не ожидала такого поворота сюжета, — обычно я пыталась сгладить серьезные новости шуткой. Мне действительно нужно было перестать это делать. — Значит, она должна быть очень осторожна с тобой.
Он нахмурился, глядя вдаль.
— Ей на меня наплевать, — его смех был горьким. — Она заботится лишь о... наследии.
— Я не понимаю.
— Каждый в нашей семье занимался одним и тем же делом, сколько я себя помню... Но мой отец нарушил традицию, вынудив бабушку перенять семейный… — он тяжело вздохнул, — …бизнес. Я следовал по стопам отца, а не ее. Она вынудила меня поступать иначе.
Я вручила ему бутылку вина.
— Тебе, вероятно, нужно больше выпить.
— Наверное, — он оттолкнул бутылку, — но я лучше напьюсь тобой.
— Ты хочешь, чтобы я налила вино себе в рот, и ты смог попробовать меня? — поддразнила я.
Он рассмеялся настоящим смехом, который эхом отразился от стен и потолка и настолько плотно обернулся вокруг меня, что я знала: я никогда не смогу освободиться от того, что чувствую, когда нахожусь рядом с ним.
Николай прекратил смеяться, его глаза потемнели и наши взгляды встретились.
— Я хочу выпить тебя, — он наклонился вперед, языком касаясь моей шеи, — ощутить вкус… — губами он коснулся моего подбородка, — не притупленный вином или чем-нибудь таким распространенным, как еда или питье. Я хочу, чтобы твоя уникальность захлестнула мои чувства, и хочу я этого прямо сейчас.
Меня охватило волнение.
— Требовательный, — это единственное слово, которое я смогла сказать, когда он начал стягивать с меня белую блузку. Как только мои руки были свободны, он пожал плечами и продолжил раздевать меня. Я не протестовала, потому что не хотела. Я просто нуждалась в нем. И чем больше он уделял мне внимания, тем больше мне было нужно. Я хрустнула суставами пальцев, когда воспоминания о былом вспыхнули перед моими глазами, но их тут же заменили темно-карие глаза.
— Позволь мне попробовать тебя.
— И сейчас ты спрашиваешь? — застонала я. — Когда в течение нескольких часов ничего не делал, а только болтал?
— Боль, которую я приношу... Удовольствие, которое ищу, — ответил он. — Ты позволишь мне прикоснуться к тебе, Майя? Ты позволишь? Пожалуйста, скажи «да». Я не думаю, что смогу выжить без этого.
— Да, — я потянулась к нему, и он начал наклоняться ко мне. — Да, — наши губы соприкоснулись.
Да, да, да.
— Доставь мне удовольствие, — прошептал Николай. — Позволь мне видеть тебя, всю тебя, в свете, на белом.
Я сделала, как он просил, снимая остальную одежду. Николай сполз с дивана и встал на колени, потом схватил меня за бедра, раздвинул их и прошептал:
— А теперь я буду преклоняться у твоих ног.
— Кощунство.
— Совсем нет, — он с благоговением посмотрел на меня. — Кощунство — это оскорбление Бога... Я просто отдаю дань уважения Его самому совершенному творению. Единственным способом, каким умею.
— С удовольствием?
— Всегда... Удовольствие, которое я ищу.
Я замерла.
И он тоже.
Он открыл рот, а затем закрыл его. Но вместо того, чтобы расспрашивать его или позволить себе сложить два и два вместе, я закрыла глаза и сказала:
— Чего же ты ждешь?
— О, Майя, мне кажется, я ждал этого годами.
Последняя здравая мысль, которая меня посетила перед его поцелуем, была о том, как знакомы мне его плавные движения. Находиться рядом с ним — будто вернуться домой. Как будто я убежала и потерялась, а он вручил мне карту. И я нашла путь назад.
ГЛАВА 36
Прежде, чем бегать, нужно научиться ходить.
~ Русская пословица
Николай
Она уснула у меня на руках... Я старался не зацикливаться на том, как она хмурилась, пока спала, и пытался не чувствовать себя виноватым за то, что вся ее жизнь рядом со мной была ложью.
Огромным испытанием.
Все это было сделано для ее безопасности.
Я оглядел белую комнату. Она была похожа на ту, в которую ее поместили после похищения. Как и все помещения, которые использовал Петров. Как и белые маски, которые этот больной ублюдок заставлял людей надевать всякий раз, когда те приходили на его вечеринки. Его люди никогда не понимали, что их отвозят ко мне, потому что всегда предполагали, что эти маски означают поездку на очередную оргию. Вместо этого машина всегда отвозила их в одну из многочисленных комнат.
Моя одержимость была основана не на крови, как она предположила. Я абсолютно ненавидел белое. Ненавидел с такой пламенной страстью, что мне потребовались годы, чтобы не вздрагивать каждый раз, когда я входил в современный офис с белыми светильниками или современные апартаменты. Мне пришлось окружить себя белым, чтобы я перестал так реагировать.
Петров любил смотреть на кровь... Он выбрал белый цвет, не я. Ему нравилось видеть, насколько сильно он может заставить людей страдать. И истекать кровью. И он всегда следил за мной, когда я делал свою работу. За исключением одного раза. Однажды он сделал исключение. Он не должен был этого делать, но я отказался работать иначе. Это был мой подарок ей. Единственное, что я мог дать.
Она стонала во сне. Я знал сны, которые преследовали ее по ночам, и я был бессилен их остановить.
Вздохнув, я проверил свой телефон.
Жак: Я позаботилась обо всем.
Николай: Благодарю.
Жак: Это моя работа. Наша работа.
Николай: Что-нибудь скажешь о девочке, которая сбежала, когда ты впустила ее в клинику?
Я знал, что Жак лжет, на ее руках была кровь, тех же самых руках, которые касались Майи. В конце концов, моя бабушка сорвалась. Я добавил это в список того, за что мог бы себя винить.
Жак: Понятия не имею, о чем ты говоришь.
Николай: Ложись спать.
Жак: Она с тобой?
Николай: Спокойной ночи, Жак.
Она не ответила. Если я что-нибудь не придумаю, чтобы усмирить ее, она совершит что-то глупое или, в конечном итоге, сделает себе больно. После того, как я надолго уезжал, я не думал, что будет мудро внезапно взять очередной длительный отпуск, чтобы либо убить собственного члена семьи, либо бросить ее на съедение волкам. Конечно, я бы не был таким бессердечным, но отнял бы у нее воспоминания, чтобы устроить ее в хорошем доме для престарелых... Она заслужила покой. Кошмары из прошлого моей семьи слишком долго преследовали ее, грехи, что она одна несла на своих плечах, больше не ее ответственность. А моя. Ответственность, что наверняка убьет меня.