Увидев, что он начинает расстегивать брюки, Сара смущенно отвернулась.
— Извините. Я не могла их снять с вас. Я надеялась, что у огня они высохнут.
Он добродушно хмыкнул, и на щеках ее вспыхнул румянец, когда она услышала, как он отбросил брюки и они упали на пол.
— Сейчас я уже в состоянии раздеться сам, хотя не могу не признаться, что предпочел бы, чтобы красивая женщина сделала это за меня, пока я был без сознания.
— По-видимому, вы очень быстро поправляетесь и утром сможете отправиться в путь, — резко сказала Сара, подходя к своей кровати в углу хижины. Там не было одеял, она завернулась в шаль, чтобы не замерзнуть, и улеглась в свою постель.
— Вам было бы теплее у огня.
— Мне и так хорошо, — возразила она, полная решимости не замечать интереса к своей особе, читавшегося в его потрясающих голубых глазах и улыбке.
Она все еще почти ничего не знала о человеке, лежавшем на расстоянии нескольких футов от нее, но, как ни странно, не опасалась его и не думала, что он может причинить ей вред. Сара уютно свернулась клубочком и заснула.
Еще долго после того, как Томас услышал по ровному дыханию Сары, что она спит, он смотрел на огонь, наблюдая, как языки пламени лижут толстые поленья и пожирают их. В то время как он с легкостью мог объяснить причину своего затянувшегося пребывания здесь тем, что заблудился и поранил голову, ничто не могло извинить его поведения по отношению к этой ангелоподобной женщине, которая спасла его от верной смерти.
После нескольких недель в море он еще не был в городе, где женщины ожидали его с нетерпением и были готовы флиртовать с ним уже из-за его репутации отважного капитана, ставшего национальным героем.
Он что-то тихонько бормотал сквозь зубы и бранил себя, понимая, что сам не лучше презираемого им общества, которое надеялся оставить навсегда. Но где-то в глубине души жила мучительная боль, гнавшая его на поиски женщины, которая полюбила бы его как мужчину, а не как героя, которого можно было получить в качестве военного трофея.
Томас оглядел невзрачную маленькую хижину и удивился тому, что Сара сумела превратить это убогое жилище в уютный дом.
Бревенчатые стены украшали многочисленные домотканые ковры, а пучки сухих трав под потолком распространяли нежный аромат, придавая этому дому особую прелесть. Сшитые из лоскутов подушки и такие же лоскутные одеяла смягчали убожество грубой мебели.
Сара была простой деревенской женщиной, но на ее доброту он ответил непристойной попыткой ухаживания, которого не заслуживала порядочная женщина. Возможно, он был слишком заинтригован тем, что эта женщина, которую он принял за ангела, оказалась обычным земным существом, более красивым, чем он себе представлял, когда следовал за ней по пятам через лес. У нее были рыжие кудри, большие синие глаза и изящная, но хорошо развитая фигура. Он находил Сару восхитительной.
Должно быть, и другой мужчина, на которого намекнула Сара, разделял это мнение о ней. Однако две женщины, одиноко живущие в глуши, могли стать легкой добычей, в особенности Сара.
Томас повел себя неблагородно, не открыв ей сразу своего имени, но ему было приятно побыть немного подольше в ее милом обществе, не говоря ей, кто он. Провести некоторое время с женщиной, не претендовавшей на него из-за его богатства и военных подвигов, было искушением, которому он не мог противиться.
Как только она узнает, что спасла капитана Томаса Хэйса, она, вероятно, поведет себя так же, как и все остальные, но сейчас ему хотелось узнать, был ли явный интерес к нему, который он заметил в ее взгляде, только отражением его собственного интереса к ней или он понравился ей независимо от этого.
Поклявшись себе выяснить это до того, как покинет утром ее хижину, Томас закрыл глаза. Впервые за много месяцев он заснул с улыбкой на лице, как будто рыжекудрая женщина, этот ангел, спала с ним рядом в его постели… она разделила его судьбу… пока что только в мечтах и снах.
Глава 4
Отчаянное завывание и всхлипывание ветра, порывы которого продолжали сотрясать хижину Сары, нарушая ее сон, не прекращались до рассвета. Было совершенно очевидно, что ее нежданному гостю не придется покинуть ее сегодня утром, как она рассчитывала накануне. А возможно, она этого боялась.
Ее влечение к нему было столь сильным, что было бы бесполезно отрицать это. И она не без печали признала, что репутация ее еще больше пострадает в ее собственных глазах, потому что обещание, данное ею себе самой, — жить беспорочной жизнью, подверглось серьезному испытанию.