Они были не довольны своей жизнью.
Анике было двадцать три года, и она была разведена. Билли жила с мужчиной, который был старше ее на двадцать лет. А Эшли, с которой хотели познакомиться многие, ни с кем не хотела иметь ничего общего.
— Париж исцелил меня от этого, — сказала она своим подругам. И, хотя они не знали подробностей, они, единственные на свете, имели хоть какое-то представление, о чем она говорит.
Эшли считала, что никому не должно быть дела до того, что произошло в Париже, когда ей исполнился двадцать один год. Да, тогда родился Коул, но больше она ничего не рассказывала. Ее родители, брат и сестры могли задавать сколько угодно вопросов; она не собиралась вдаваться в подробности и отчитываться. Ни им, ни кому-либо еще.
— Что сегодня вечером делает Коул? — Аника поймала взгляд Эшли и помешала взбитые сливки в своей чашке.
— Как обычно. С семи до восьми его балует бабушка, с восьми до девяти — дедушка, — она улыбнулась, но сама почувствовала грусть, которой не могла понять. — Его любимые вечера.
Аника кивнула и посмотрела на музыкантов.
— Я должна практиковаться дома. Я никогда не добьюсь известности, если буду каждый вечер только слушать, как играют другие.
Она начала сравнивать преимущества мюзиклов, поставленных на Бродвее, с остальными, Билли тут же присоединилась к ней, они произносили сложные термины и обменивались не своими мнениями, но у Эшли не было настроения.
«Мелоди Блюз» была одной из самых любимых ее групп, а в «Кофейне» ее всегда посещало вдохновение. Обычно после таких вечеров ей казалось, что она способна за час расписать Сикстинскую капеллу.
Но сегодня все было по-другому.
На самом деле, все последние вечера — когда они сидели здесь или танцевали в «Пещере», — она чувствовала себя опустошенной и грустной. Словно ей чего-то не хватало, чего-то, что она не могла описать словами. Это было не из-за Коула — хотя мысль о том, что он больше любил проводить вечера с ее родителями, чем с ней, тоже не радовала ее.
Это было глубже, где-то в сердце, словно там была пустота, которую ничем нельзя было заполнить.
— Ты в порядке? — в разговоре наступил перерыв, и Билли дотронулась до ее локтя, нахмурив озабоченно лоб. — Ты сегодня вечером сама не своя.
Эшли пожала плечами:
— Я не очень хорошо себя чувствую.
Аника откинулась назад на стуле, с любопытством наклонив голову.
— Сейчас эпидемия гриппа.
— Нет, дело не в этом.
Понимание появилось на лице Аники:
— Париж?
Эшли помешала кофе и почувствовала, что к глазам подступают слезы. Из-за Парижа иногда ее охватывало желание заползти в такой укромный уголок, в котором никто ее не найдет, — даже самые близкие друзья. Но сегодня вечером проблема заключалась не в Париже.
— Я не знаю, в чем дело.
«Мелоди Блюз» объявили перерыв, и Билли указала в сторону книжных полок:
— Не хочешь порыться?
Половину зала занимал книжный магазин, эклектичная смесь новых и старых книг, в основном художественных, книг об искусстве и на разные эзотерические темы. Посетители ходили из одного угла в другой, рылись в книгах, брали их с собой за столики, читали, попивая кофе и слушая музыку до поздней ночи. Книги можно было покупать до двух часов ночи, когда «Кофейня» закрывалась.
Эшли покачала головой:
— Идите сами.
Ее подруги допили кофе и отошли от стола. Эшли знала, что они могут бродить между полок час или больше, но ее это не смутило. Она хотела остаться в одиночестве.
Мимо прошла пара, одетая в стиле новых хиппи: этнические рубахи со стеклярусом, а брюки с кожаной бахромой, — они сделали ей знак мира. Она ответила тем же и улыбнулась. Ее родителям не понравилось бы, как она проводит тут время, и они встревожились бы, узнав, что иногда она приводит сюда и Коула. Они были такие правильные, такие — она поискала подходящее слово и поняла вдруг, как назвал бы их один ее друг-хиппи.
Консервативные.
Вот что это было. Все в ее семье было консервативным. Особенно их вера — такая устаревшая, ограниченная, основанная на Библии вера, которую презирала Эшли. Она не могла понять, как Кэри продолжает покупаться на это.
Вероятно, вот что беспокоило ее больше всего. Тот факт, что из-за веры родителей Кэри превратилась в робота.
Когда она и Кэри были младше, Кэри была для Эшли всем. Ее старшая сестра, такая красивая и уверенная в себе, встречалась с самым симпатичным парнем всего Блумингтона — во всяком случае, таким считала Эшли Райана Тейлора.
Когда они были детьми, все казалось таким простым. Они ходили в церковь и верили, а Бог заботился о них и устраивал жизнь так, чтобы все делалось для их блага.
Париж изменил ее мнение об этом, вдобавок ее сестра растеряла последние остатки гордости, чтобы оставаться замужем во что бы то ни стало из-за каких-то архаических правил.
Эшли медленно мешала ложечкой кофе и смотрела на остатки сливок в чашке. Неужели Бог действительно ждет такой преданности? Несмотря на то, что муж Кэри — неблагодарный негодяй?
Звякнул колокольчик двери, и Эшли подняла голову. Ее сердце забилось быстрее, и она поставила свою чашку, чтобы не пролить содержимое.
Лэндон Блэйк?
Что он делает в таком неформальном месте, как «Кофейня», вечером в субботу? К тому же одетый в форму пожарника.
Он не заметил ее, прошел среди столиков к барной стойке и заказал себе кофе.
Лэндон Блэйк... Эшли вдруг стало лучше. Если Райан Тейлор был самым симпатичным парнем в Блумингтоне, то второе место, без сомнения, принадлежало этому парню, который непрерывно ходил за ней с первого дня в средней школе. Парню, который поехал в Техас учиться на ветеринара, но в первый же семестр записался добровольцем в пожарную команду.
Должно быть, что-то случилось в тот год, потому что он вернулся домой из колледжа. Он отказался от своей мечты — работать с животными — и начал работать в пожарной части Блумингтона.
В остальном Лэндон почти не изменился. Он был таким же симпатичным, как раньше, хотя немного слишком религиозным на ее вкус. Он все еще ходил в большую церковь на другом конце города и, судя по словам всех, кто его знал, все еще втайне тосковал по Эшли Бакстер.
Они учились в одном классе в воскресной школе, когда были детьми и его семья ходила еще в церковь Клир-Крик. Каждое лето они ездили на одном автобусе в лагерь от церкви, у них были общие друзья. Все ждали, что однажды она выйдет замуж за Лэндона.
И всю жизнь она пыталась доказать, что весь мир ошибается.
В жизни были более прекрасные вещи, чем предсказуемый брак с Лэндоном. Вряд ли она могла дождаться от него каких-то сюрпризов. Самым большим безумством, которое он когда-либо совершал, был отказ от карьеры на полпути учебы в колледже. С тех пор он был так же предсказуем, как наступление зимы. Она ни при каких обстоятельствах не могла бы заинтересоваться Лэндоном. По крайней мере, так она говорила своим родителям.
Правда же заключалась в том, в чем она редко признавалась даже самой себе. Летом после первого года учебы в колледже Лэндон Блэйк приехал домой на два месяца, и Эшли поймала себя на том, чего обещала никогда не делать.
Она начала в него влюбляться.
В то лето она запала на парня, который всегда за ней бегал, и влюбилась, чего ожидали ее мама, папа и все, кто их знал.
Сейчас Эшли смотрела на него с новым интересом. Разве не затем она уехала в Париж, чтобы, устав от предсказуемости и обыденности, очутиться в стране, где ее никто не знает? Разве она не хотела поменять безопасность и уверенность на возможность нарисовать шедевр при свете звезд или всю ночь слушать, как шелестят озерные волны, набегая на незнакомый берег?
Но проблема оставалась нерешенной.
Если она так старалась не влюбиться в Лэндона, почему теперь — через много лет после тех совместных походов в церковь, — ее сердце бьется сильнее, когда она его видит?
Она смотрела, как он делает заказ, смотрела, как девочка за стойкой краснеет, принимая его, и отметила, что теперь Лэндон уже дорос до 190 сантиметров. Она смотрела на него и ждала неизбежного.