— Тем не менее ты держишь его в компании, — говорю я. — Почему?
— Держи друзей близко, врагов еще ближе, — цитирует Джереми. — А семью ближе всего. Я уничтожил империю отца, прежде чем он узнал, что это я. До того, как он узнал, как высоко поднялся его младший, когда освободился от его тиранической власти. Я получил влияние над ним. Силу. Но у него всегда был острый ум. Он был жестоким, но умным. Добросовестным, но расчетливым. Я не мог избавиться от такого ресурса. Поэтому я использовал его в своих интересах. Я сделал его зависимым от меня. Я показал ему, как я получил контроль над каждым аспектом его жизни, прежде чем сокрушить его. И, исходя из этого, он стал моим доверенным советником. Он оценил силу своей собственной крови. Это укрепило его эго.
— Что насчет твоих старших братьев? — спрашиваю я. — Чарльз сказал, что у тебя есть двое.
— Чарльз сказал тебе это? — размышляет Джереми. — Ну, он мог бы быть лучшим источником информации о моем прошлом. Что еще он сказал?
Я кусаю губы, осторожничая. Я не хочу сдавать Чарльза.
— Лилли, — мягко говорит Джереми. — Не волнуйся. Чарльз обладает абсолютным иммунитетом во всем, что он делает или говорит. Мы знаем друг друга достаточно долго, так что я ценю его мнение. Иногда, хотя и не так часто, я приходил к нему за советами. Он знает, как обстоят дела. Он знает то, что может тебе рассказать. И то, чего он не может.
— И то, чего не может? — спрашиваю я. — И что же?
Джереми делает пренебрежительный жест.
— Мелочи по сравнению со всем остальным, что ты уже знаешь.
— Хорошо, — говорю я. — Но сначала скажи мне, как много он знает обо мне? Он стоял сложа руки, пока ты заставлял меня голодать в солярии?
Я не хотела ранить его. Но кажется слова производят именно такой эффект. Джереми отступает всего лишь на дюйм. Но этого достаточно, чтобы я заметила.
— Прости, — говорю я. — Я не должна была…
— Нет, — отрезает Джереми и трясет головой. — Ты должна, и ты сделала. Ты имеешь полное право. Ты хочешь честности, Лилли, так вот она: мне больно думать о том, чему я тебя подвергал. Я жил, ни о чем не сожалея. Я владею своими действиями. Я не оставляю все на волю случая. Но все, что я сделал с тобой? Я сожалею об этих вещах.
— И все-таки…, - он шагает ко мне и ласкает по щеке. — И все-таки, как бы это ни было искажено, все это стоило того, чтобы привести нас к этой точке. Поэтому я сожалею о том, что сделал.
Он криво улыбается.
— …но не слишком.
— Я понимаю, — говорю я, положив свою руку на его. — Но это не значит, что я прощаю тебя.
— Нет! Ты никогда не простишь меня, Лилли. Не за то, что я сделал. Это прошлое искупление. Я не настолько слеп и высокомерен, чтобы не видеть этого. То, что мы имеем между нами, запятнано прошлым, да, но будущее имеет значение. Меня беспокоит будущее, потому что это единственное, что находится под нашим контролем.
— Мне нравится, когда ты так говоришь, — говорю я ему. — Так напористо. Так страстно. Так ярко выраженно и убежденно. Это надо видеть, и да…
Я отворачиваюсь.
— Я многого еще не знаю.
— Так спроси, — говорит он, следуя за мной обратно к кровати. — Ты убедила меня. Спроси, и я скажу тебе правду.
— Начнем с недавнего. У тебя есть близнец?
Без колебаний.
— Да.
— Он врач?
Опять же без паузы.
— Да.
— Настоящий врач? — подчеркиваю я.
Джереми улыбается.
— Да.
— Как давно вы знаете друг друга?
— Около пятнадцати лет.
— И что он думает об…, - я жестом обвожу рукой комнату. — Об этом. Всего, чего ты достиг? Всего, что ты построил для себя?
— Я не знаю, — говорит Джереми. — Мы с ним плохо ладим.
— Почему?
— Ревность? Может зависть? Он был воспитан в бедности и видел образование своим единственным выходом, — Джереми усмехается. — Может быть немного как ты. Узнав о нем, я искал его. Пятнадцать лет назад он только-только закончил медицинскую школу, в то время как я уже возглавлял Стоунхарт Индастриз. Он всего добивался кровью и потом. А на счет меня он думал, раз я был воспитан нашим настоящим отцом, мне всё предоставили на блюдечке с голубой каемочкой. И убедить его было невозможно.
— Это он диагностировал Пола? — спрашиваю я. — Поэтому он называет тебя доктором Телфэр?
Джереми улыбается.
— Проницательная. И хорошая догадка. Но нет. Пол назвал меня так, потому что я так ему представился.
— Ты использовал имя брата?