Тамара Клекач
По волчьим законам 2. Искупление
Пролог
Знаете ли вы, что такое искупление?
Вы уверенно скажете:
– Да, это значит раскаяться и сделать все, чтобы загладить вины.
А я скажу:
– Нет! Это око за око, жизнь за жизнь.
Так гласят волчьи законы. И это я вам говорю с полной уверенностью.
Тогда вы спросите:
– Сколько жизней стоит искупление?
А я задумаюсь, и вам отвечу:
– Не знаю. Я еще это не выяснила.
Глава 1
Вдалеке шумело море, едва успевавшее охлаждать перегретых полудневным солнцем отдыхавших на пляже.
В основном это были, конечно же, люди, инстинктивно отдававшие предпочтение дню. Время же волков всегда было ночью, а до нее еще было далеко.
Тележка в супермаркете набралась незаметно. Который раз обещала себе не набирать лишнего, но по четвергам завозилось много свежего, включая практически дефицитные из-за сложности хранения молочные продукты, которые для меня были на вес золота.
– Вы, как всегда! – добродушно улыбнулась старая кассирша, пробивая мои покупки. – И снова без помощника!
Я вымученно улыбнулась в ответ, подавив желание схватиться за грудь, к которой начало энергично приливать молоко. Единственные "снова" и "как всегда" были уместны в том, что я не рассчитала время, и умопомрачительный процесс снова и как всегда, и даже опять застал меня в супермаркете.
Хорошо, хоть волосы я поленилась дома заплести, и могла ими прикрыться, а то молодой волк, стоявший позади меня на кассе, уже вовсю приклеился взглядом в источник запаха.
Я спешно покидала продукты обратно в тележку и, расплатившись наличкой, поехала к столу, чтобы переложить все в пакеты. Молоко продолжало приливать, угрожая проступить сквозь тонкую ткань бледно-лимонного короткого комбинезона.
Я честно пыталась носить специальный бюстгальтер для кормящих мамочек, реклама которого уверенно обещала удобство и комфорт, но по факту это было далеко от истины, и от его вечного прилипания, натирания и съезжания я быстро отказалась.
– Девушка, вам помочь?
Я подняла глаза на все того же молодого волка, так и крутившегося возле меня: приятное лицо с располагающей улыбкой, заинтересованный взгляд, легкий запах пота, ненавязчиво сопровождавший его мускулистую фигуру – бери, не хочу, но… Но не то. И не только потому, что меня дома ждал главный мужчина моей жизни, а потому, что никто и никогда, как бы глупо это не звучало, не сможет затмить его отца.
– Нет, спасибо, – вежливо выдавила я и бодро поволокла пакеты к машине.
Каких-то десять минут по пустой дороге с включенным на полную кондиционером, и я была уже дома. Двухэтажный коттедж, достаточно скромный для той, кто владел редкими красными алмазами, стоимость которых оценивалась в миллионы, но один только детский плач делал его самым прекрасным местом в мире.
– Ну, прямо по часам! – огласил Алеша, вышедший мне навстречу с верещащей крошкой на руках. – Все, Все! Мама уже здесь!
Забыв про продукты и вообще про все на свете, я взяла на руки сына и приложила к груди. Еще ни разу не было такого, чтобы молоко приливало, а мой главный мужчина не был голоден. И это стабильно каждые три часа в течение четырех месяцев его жизни.
– Ммм!
Я усмехнулась и закрыла глаза, наслаждаясь почмокивающими звуками. У Никиты не всегда был хороший аппетит, да и я не сразу могла похвастаться обилием грудного молока.
Та жизнь, которую я вела, и все то, что со мной произошло, дало о себе знать, и две мучительных недели после преждевременных родов я боролись за жизнь так, как не боролась никогда, потому что жизнь та была моего сына, и в ней же была и моя.
Будучи беременной полукровкой, да еще и в бегах, я часто думала о том, что ждало нас – меня, моего верного Алешу и того растущего во мне зернышка мимолетной преступной любви. И чем больше становился живот, тем чаще меня посещали мысли, что я могла ошибаться, и отцом ребенка мог быть Борис, а не тот другой… Мой несостоявшийся убийца.
Тогда мне скручивало сердце и выворачивало душу, ведь в таком случае рано или поздно настал бы день, когда мой ребенок задал бы мне страшный вопрос:
– Где мой папа?
И на который мне бы пришлось ответить правду:
– Я его убила. Он сказал, что любит меня, а я пустила ему пулю в лоб. Прости, детка, так было надо, – добавила бы я, видя в глазах ребенка тоже отвращение, что я и сама время от времени испытывала к себе. – Он должен был заплатить…
"За что?" – спросила бы я себя.
За то, в чем я была виновата сама? За то, что я сама дала ему еще один повод быть чудовищем и убить моего брата, а меня приказать избить и изнасиловать, а потом и вообще убить? За то, что он удерживал меня в своем доме? За то, что посмел полюбить… Меня?.. Или же за то, что я в какой-то мере смогла ответить ему?