Бл*дь, мне не верилось, что это происходило на самом деле! Все хотелось себя ущипнуть, чтобы проснуться, но, увы, этот кошмар… Этот ад был наяву.
Я собрала еще немного сил и прошла в детскую. Как же пусто в ней было без Никиты! Горло свело, и я схватилась за него, издав сухой и беспомощный всхлип.
Я думала, что расплатилась за свои ошибки и получила право на искупление, но, очевидно, что это было не так, только теперь я должна была платить как бы еще и за чужие ошибки, которые скрывались за явными недоговорками Гриши.
Я могла понять поступок Бориса, оформившего наш с ним брак в одержимой погоне привязать меня к себе. Могла понять, почему Гриша тогда мне ничего не сказал, ведь он уже планировал убить Бориса. Как же он тогда выразился… Ах, да! Борис должен уйти!
Борис был глуп, раз не видел в наемнике угрозы, а наемник, в свою очередь, не видел угрозы в свидетельстве о браке, но за свою глупость Борис расплатился жизнью, пусть и не от руки Астахова, как планировалось. А вот за недальновидность последнего счет был предъявлен мне, хотя мне даром не был нужен какой-то бизнес, тем более бизнес Ангелова. Но кто-то считал иначе. Какой-то ублюдок видел во мне угрозу. Почему? И почему сейчас, спустя год?
А вообще это было? В смысле так сказал Астахов, но можно ли было ему верить? Что если все дело было в нем? В его врагах? И до него хотели добраться через меня?
Возможно? Возможно! Все возможно!
Между нами не было отношений, а была одна лишь ночь. Меня знали, как жену хозяина города, на которого работал волкодав со своей бандой, но после смерти Бориса, разгрома его окружения все той же бандой волкодава, а также моего исчезновения кто-то мог сложить два и два, и легко подумать, что мы были в сговоре.
И пусть даже для этого кого-то это не было проблемой, а наоборот даже стало решением, но мало ли, что могло за год измениться, что мог сделать Астахов за тот же год. Может, он лично не дал кому-то занять место хозяина города? Или же отказаться служить новому хозяину, который в последствие решил, что волкодав с его знаниями и вооруженной бандой отморозков представляет угрозу, и что его лучше устранить.
Последнее было не из простых задач, и Астахову сели на хвост, чтобы собрать информацию и подобрать нужный момент для удара, который он сам и предоставил, таскаясь ко мне – бывшей жене бывшего хозяина города с ребенком на руках. Какой бы дурак этим не воспользовался?
Астахов же скормил мне байку про бизнес Бориса и… И ничего.
Однако при всей моей пылающей ненависти к волкодаву, я вынуждена была признать, что все мои версии совершенно не вписывалась в его стиль. Не в том смысле, что он мог отказаться служить кому-то, а в том, что если бы все дело было в нем, то его бы здесь не было. Этой проблемы бы в принципе не было потому, что за волкодавом не заржавело бы убить любого, кто хотя бы тявкал в его сторону или просто косо смотрел.
Что же касалось меня… Угрозы для меня… Не знаю… Думаю, она была реальной. И опять-таки при всей моей пылающей ненависти к волкодаву я все же склонялась к тому, что он сказал правду про бизнес Ангелова и то, что все в этой истории было не таким простым, как могло показаться. И уже с этим мне предстояло разбираться, хотела я того или нет.
Ну, а что до самого волкодава и того, что он был здесь в роли спасителя… Нежного и заботливого спасителя, отца моего ребенка и невидимого наблюдателя, не исполнившего мою не искреннюю просьбу не искать меня, а наоборот отыскавшего, но согласившегося на компромисс и ограничившегося лишь взглядами из-за угла… Не знаю…
В ту ночь, что мы провели вдвоем в его лофте, его признание в любви, обещание позаботиться обо мне… Я не забыла их, и, как и тогда, так и потом я хотела в них верить, хотела верить, что и он, и я тогда испытывали настоящие чувства, но прошел год. Целый год, в течение которого у волкодава могли быть сотни молоденьких волчиц или полукровок: не оскверненных насилием, побоями и пулевыми ранениями, и не обремененных какими-то страхами, чувством вины и тем более растущим животом.
Он сказал, что не терял меня, что все время был рядом, но оставаясь в тени, так ли уж он выполнял мое желание, или же сам не хотел быть со мной и просто ждал, когда я уже освобожусь от бремени, и он сможет чисто из любопытства выяснить, его ли ребенка я вынашивала.
В любом случае я не могла сейчас о нем думать, да и не хотела. Не тем он был мужчиной, что занимал все мои мысли, и отнюдь не тем, кому можно было доверять. Не после того, что он сделал. Однако я вынуждена была его использовать, по крайней мере, пока. Ну, а там будет видно. Сбросить его, конечно, будет не так просто, но нет ведь ничего невозможного.