– Самое прямое.
Он достал из кармана джинсов свернутую бумагу и, развернув, поднес ее ко мне.
– Все, что принадлежало ему, вот уже полгода, как принадлежит тебе.
Я раза четыре перечитала копию свидетельство о браке, даже не заметив, как Никита благополучно срыгнул.
Этого просто не могло быть! Не могло, но тем не менее на нем была моя подпись, разве что фамилия была не матери, а отца.
Кира Валерьевна Станиславская. Кира Валерьевна… Ангелова. Ангелова!
– Ты не знала, – проницательно заключил Гриша, убирая ненавистное свидетельство обратно в карман. – Борис оформил все после того, как подарил тебе кольцо, – продолжил он.
– Бред какой-то! – пробормотала я.
В законах я не разбиралась, но насколько мне было известно, чтобы получить хоть что-то, я должна была вступить в права наследования, а я уж точно этого не делала. Тогда почему Гриша сказал, что все уже принадлежало мне?
У Бориса был обширный бизнесе, минимум половина которого находилась в тени, то есть вне закона, и даже если на каких-то еще документах была моя подпись, то к чему было искать меня, когда можно было пойти тем же простым путем и по-тихому все переписать на того, кто так рвался всем этим владеть?
Окружение Бориса жило по своим волчьим законам и такими бумажками, как свидетельство о браке или праве собственности просто подтиралось. Даже я могла с ходу найти несколько обходных путей получения желаемого, так к чему было тратить время и ресурсы на поиск того, кого и не существовало официально? Не понятно…
Убрав с моего плеча полотенце, Гриша осторожно промокнул ротик Никиты, поспешившего ответить ему приветственным, но немного сонным, возгласом.
– А ты знал? – спросила я, отметив на его лице подобие нежной улыбки в адрес моего… нашего сына. – Знал, конечно! – Моих губ коснулась кривая улыбка. – Поэтому ты хотел убить Бориса?
– Это неважно, Кира, – уклончиво ответил Гриша. – Важно, что он знает.
– Ты сказал, что не знаешь… – насторожилась я.
– Но я не сказал, что никого не подозреваю, – перебил он, изучающе заглянув мне в глаза.
В руках он так и держал полотенце, и как-то непривычно нервно, что ли, теребил его, будто из него можно было, как из волшебной шляпы вытряхнуть ответ на волнующий его вопрос.
Мне вдруг стало так дурно, что живот свело, а от темного космоса в глазах Гриши, его запаха, его присутствия, его близкого дыхание, не говоря уже о причинах всего этого, вообще голова пошла кругом, и навалилась такая усталость, что я поспешила уложить сына в кроватку.
Как же так? Почему… Почему это происходило? Почему я оказалась в той же ситуации, что и моя мать после смерти отца?
Она была убеждена, что за нами могли прийти, чтобы выяснить что-то про него, про его тайники или еще что-то. Не знаю, было ли ей что-то известно, но к нам так никто и не пришел.
Я же… Я же точно ничего не знала, но сделав меня своей женой, причем официально, бывший хозяин города поставил на мне не только тавро своего имени и фамилии, но и нарисовал жирную мишень на моей спине и спине моего ребенка.
Зачем? Зачем? Зачем он так поступил? Меня, как Киры Станиславской не существовало никогда, а та Кира Зотова, которой я была… Что ж… Она умерла еще задолго до того, как сам Борис и организовал опознание якобы моего трупа и официального признания меня мертвой.
После его убийства и моего побега, я вообще стала никем, и только родив сына, я создала новый мир и создала новую себя – мать, мать и еще раз мать.
Теперь… Теперь… Не знаю, что теперь, но кого-то нужно было убить, чтобы охота на меня прекратилась.
Звучало ужасно от женщины, с нежностью и любовью, склонившейся над кроваткой с уснувшим малышом, но раз уж такими были волчьи законы, по которым ту самую женщину, а то и малыша, допускалось убить из-за какой-то подделанной бумажки, то кто я была такая, чтобы их менять? С волками жить – по-волчьи выть. Разве нет?
– Убей… – прошептала я, на одну страшную секунду представив, что подкрадываться могли не ко мне, а к Никите. – Мне все равно, кто он, кто они и чего они хотят! Убей их! Убей их всех, Гриша! Пожалуйста! Я…
– Шшш!
Гриша накрыл мои руки, вцепившиеся в спинку детской кроватки, своими. Дыхание ласково скользнуло по коже. Грудь начала сокращаться, зачем-то подавая новую порцию молока. Странная реакция тела на его близость. Странная и далеко не единственная.
Я опустила голову ему на плечо и сразу же почувствовала его губы на шее, а жилистые руки под грудью, такой чувствительной к их прикосновению, что в скрученном животе мгновенно стало легче и теплее. Намного теплее.
– Тебе нужно отдохнуть, Кира, – прошептал Гриша.