Сарыхожа заговорил по-русски:
- Великий царь стоит с бесчисленным войском своим...
- Почто стоит он? - перебил Дмитрий.
- Великий Мамай стоит потому, что не может счесть войска своего.
- Памятуя наши прежние дружбы, я готов послать ему своего писца и в буквицах смышлена, дабы счесть помог!
Сарыхожа растянул губы в бескровной улыбке, отчего старый, видимо ножевой, шрам побелел на нижней губе еще больше.
- С чем пришел, посол Сарыхожа?
- Великий царь Мамай желает мира и ждет от улусника своего, от князя Московского, осени [Осень - осенняя дань].
Вот оно, коварство! Мамай желает получить дань, а потом, пограбя русские пределы, еще влить в свою казну десятую часть добычи... Хочет обмануть своих военачальников и воинов, ибо дань не войдет в общий казан добычи.
- Много ли в степи за Доном татей? - спросил Дмитрий, поудобнее усаживаясь на скамье, крытой алым сукном, в то время как посол стоял, сдернув по русскому обычаю шлем с бритой головы.
- В степи чисто, князь!
- Зачем же Мамай так много собрал воев для охраны дани русской?
Боброк, Серпуховской и еще с десяток воевод русских засмеялись откровенно.
- Мамай желает мира, - упорно повторил Сарыхо-жа. - Он желает осени, а получив, уйдет.
Дмитрий задумался. Посмотрел на воевод, но советоваться не стал. Ему было понятно, что сейчас, когда два громадных войска стоят одно против другого, мирного исхода быть уже не может.
- Я готов был платить ту малую дань, что прежде, но платить ту дань, что требует он ныне, я не стану! Я буду не князь и не защита людям своим, коли в угоду безмерному корыстолюбию царя оберу донага православный народ.
Сарыхожа стоял, светясь холодным оскалом зубов.
- Великий царь царей Мамай повелел сказать, что он должен получить осень из рук самого московского князя, улусника своего, дабы он сам привез ту осень и вымолил прощение за свои тяжкие вины. Великий царь царей...
- Изыди! Я дарую тебе, посол Сарыхожа, еще дни под солнцем, дабы ты мог дойти до стану ордынского и сказать Мамаю, что нас меч рассудит! Гоните его, вы-чадка сотонинска!
Послов вывели за Оку и с острасткой препроводили в степь.
- Круто, - заметил Боброк не то одобрительно, не то сожалея.
- Пришли с ножом к горлу и осени требуют! - невесело улыбнулся Серпуховской в усы.
- Заворуи ордынские! - Боброк загладил ладонями по коленям.
- Им не дань нужна, - ответил Дмитрий. - Они пришли высмотреть, велико ли войско мое. И ладно, что не все силы прибыли на Коломну, ловко и то, что вой наши в беспорядке пребывают днесь.
- Истинно! Пусть надеются, что-де мы, как на Пьяне-реке, - веселы и беспечны, - вставил Лев Морозов.
- Добр денек, - помолчав, изрек Дмитрий будто про себя. - День-другой Мамай не сдвинется с места... - Но вдруг тряхнул темной скобкой волос: Наутро смотр полкам! Митрей Михайлович, поставить полки на Девичьем поле. Передовой полк дать Друцким, Митрею и Володимеру. Полк правой руки - тебе, брате Володи-мер, а большой полк себе беру. Полк левой руки отдать Глебу Брянскому, Через день выходим. Надобно пресечь слияние Ягайлы с Мамаем.
- И с Ольгом, - вставил слово Капустин. Дмитрий досмотрел на него, хотел что-то ответить, но смолчал.
* * *
Двадцать третьего августа Дмитрий выступил из Коломны, оставив небольшую дружину для встречи отставших пеших воинов и не подошедших еще полков. Он спешил опередить Мамая. Воеводам стало понятно, что надо вывести войско из Коломны, выйти навстречу Мамаю, "австречу судьбе.
Около ста десяти тысяч русских двинулось неожиданно не на юг, как ожидалось, а на юго-запад по левому берегу Оки. Это движение, направленное прямо на Одоев, где собирал свои растянувшиеся полки Ягайло, заставило литовского князя остановиться в страхе: у него было всего сорок тысяч.
Но если Ягайло узнал от своих гонцов о странном движении русских, опасном для него, то Олег Рязанский узнал о выходе Дмитрия из Коломны только после того, как полки московские переправились уже через Оку у устья реки Лопасни и стремительно пошли западным краем Рязанского княжества на юг, к Дону. Теперь не приходилось думать Олегу о соединении с Ягайлом, но Ягайло еще ждал, что рязанские дружины прибудут к нему. По рязанской земле гонцы скакали от Мамая; тот тоже узнал с большим опозданием, что Дмитрий поднял свое войско и стремительно идет навстречу ему. Мамай требовал от своих присяжников, чтобы они пришли к нему на соединение у Дона.
Дмитрий дождался Вельяминова с московскими полками, оставил его у Лопасни, чтобы он направлял вослед главным силам отставшие дружины. Подсчитал: всех воинов набирается около ста с лишним тысяч - по одному воину на двух Мамаевых...
Воеводе Тимофею Вельяминову, как и всем воеводам, было сказано повеление великого князя: идя по краю земли рязанской, не трогать ни волоса, ни зерна. Удивителен был тот приказ: Олег стакнулся с Мамаем, а землю его трогать не велят!
Никому из князей русских не доводилось ходить во главе столь крупного войска, и потому Дмитрий втайне дивился быстроте и слаженности, с какой полки исполняли его волю. "Вершись, правое дело... Скорей бы..."
* * *
- Сто-ойтя-а!
Впереди стоял мужик, показавшийся Дмитрию знакомым. Глянув по сторонам, он вдруг узнал речушку, мосток и сирую деревню с обгорелыми кущами берез, еще не обросших за минувшие год-полтора после налета мамаевой Орды.
- Ты князь Московской? - спросил Емельян Рязанец.
- А тебе чего надобно? - выехал на полкрупа вперед Бренок, тесня конем мужика, но тот ловко ухватил узду и отвел голову лошади.
- А ничаво, вот чаво! Я вопрошаю, не на Мамая ли, мол, идетя?
- На Мамая!
- Беритя нас с собою!
- Почто с Ольгом своим не идешь к Мамаю?
- У нас с Ордою свои счеты! Беритя нас! Мужики изготовлены, оружны и покручены в калантари.
- Пеши? - спросил Дмитрий, тронутый столь нежданной подмогой.
- Пеши.
- Станьте к пешему полку, что днями пойдет тут. Моим повелением станьте!
То был разговор поутру, а ввечеру полки приостановились близ деревни Березы. Бренок с Иваном Удой вернулись и сказали, что избы полны баб и детей, а стоит деревня близко от Дону.
- Много ли осталось? - спросил Дмитрий.
- Двадцать три поприща [Поприще - 1000 шагов или 360 сажен] ровнехонько! - ответил Бренок.
- Добре... Митрей Михайлович, пошли за Доя крепкую сторожу - чего там? Семена Мелика пошли!
Боброк ускакал к полкам, а Иван Уда хотел было расставлять шатер и готовить ужин, но Дмитрий велел до сумерек медленно двигаться вперед. Снова показалась деревня. Бренок послал узнать, и вскоре выяснилось: деревня Чернова. Здесь разбили лагерь. Здесь Дмитрий ждал сведений о Мамае. Ягайле, Олеге.
Семен Мелик вернулся из-за Дона и привез полоненного татарина. Десяток ордынцев было убито в схватке. Мелик потерял столько же...
- Они стрелама бьют издали, княже! - жаловался Мелик и, как хищную птицу, придерживал пленного ногой.
Пленный оказался из окружения Мамая. Он сказал, что его великий царь стоит уже у Кузьминой гати, на правом берегу Дона.
- Что он ведает о войске? - спросил Дмитрий толмача.
- Множество есть бесчисленное! - был ответ.
Ночью пришли сведения, что Ягайло разуверился в Олеге и один идет на соединение с Мамаем, исполняя волю царя Орды. Довели гонцы, что он в двух днях пути.
До Мамая было еще ближе...
* * *
Все полки отдыхали. Мамай был за широкой рекой - за Доном, можно было положиться на эту широкую преграду да еще на сторожевой полк, гулявший на том берегу, и воины отдыхали, кормились у полковых котлов да у телег с домашними еще припасами. Кони гуляли на обширных лугах левобережья под присмотром полковых конюхов.
- Иде мой калантарь?
- Дома, на печи!
- А чего энто Мамай ждет?
- Дождется вол обуха!
- Братие, а истинно ли, что-де татарва вина не пьет?