- Поди ко мне! - повелел он похолодевшему от ужаса сотнику и протянул руку, на которой в этот раз не было перстней. Мамай не любил их надевать перед битвой, веря в недобрую примету.
Сотник развязал кушак и не успел подхватить щепу, как она просыпалась ему под ноги. Он торопливо наклонился и подал великому темнику сырую дубовую щепу. Мамай приблизил щепу к носу, тяжело и чутко, по-звериному, втянул в себя свежий дух дерева и помрачнел: он понял, что Дмитрий встретит его не на правом, а на левом берегу Дона. Он отгородился от Ягайлы водою, но водою же и запрет себе путь к отступлению. "Никого не выпущу живым!" - в ярости подумал Мамай и посмотрел туда, где заходило солнце, там за окоемом уже были налажены переправы московского князя, опять обманувшего его, повелителя Золотой Орды.
- Темир!
- Я твой, Эзен!
- Дай сотнику кумыса от моих кобыл!
Мамай тяжело, вперевалку пошел в ставку. У входа оглянулся, кинув неистовый взгляд через плечо, и сам выкликнул к себе всех трех угланов. Угланы вошли в ставку, но тут же вылетели из нее, чтобы позвать темников. Тысячники оставались при войске и не присутствовали на совете, хотя боевой курултай обыкновенно не обходится без них.
Военный курултай был короток.
Мамай приказал коннице выступить немедленно вперед, к Непрядве, и двигаться до самых черных сумерек. Утром она должна занять боевые позиции все три ударных кулака: левое крыло, правое крыло и центр - как можно ближе к русским. Пехота тоже должна выступить немедленно и идти до наступления полной темноты. Затем всем отдохнуть, а на рассвете пройти уже в боевом порядке последние версты, выйти за тот холм, о котором Мамаю доносила разведка, и ударить на русские полки всей массой, всей тяжестью невиданной вооруженной силы.
Битва не должна продолжаться более чем до полудня.
На истребление истерзанных и отступающих полков, на потопление их в водах Дона Мамай давал углаиам еще немного времени.
19
По пяти переправам в течение долгого времени продолжалось движение пеших полков, и конца им еще не было, хотя Боброк с Дмитрием рассчитывали закончить все гораздо скорее. Воеводы и сотники стояли у начала и конца переправ, окликали своих и указывали, куда идти. А шли все наверх по крутому берегу, обходили справа Зеленую дубраву, которая целый день была у всех перед глазами, да и само поле, что вырисовывалось с левого берега вдали, уже было каким-то своим, почти привычным и теперь, в ночи, не пугало, но напротив - звало к себе запахами подвядших осенних трав, сулило покой в эти последние часы перед завтрашней битвой, умиротворяло необманной явью своею, горькой и все же облегчающей истиной: пришел конец всем ожиданиям, всем движениям по дорогам, отныне надо стоять и ждать...
Конные полки начали переправу позже, в сутеми, но сумели выйти на указанные им места, и уже запалили к полуночи высокие костры, и готовили еду, и отдыхали.
К тому времени, как последние пешие сотни перешли До" и по приказу великого князя стали разбирать переправы, а бревна пошли на костры, начал переправляться самый мощный из всех конных полков - московское ополчение Владимира Андреевича Серпуховского и Дмитрия Михайловича Волынского-Боброка. Этот большой полк днем был отведен ниже по Дону и тихо пасся там, на отшибе, выжидая своего часу. Когда по переправам перешли последние пешие полки, Боброк позвал из тьмы Федора Кошку и наказал:
- Слушай Володимера Ондреича и помогай ему. Всем боярам накажи, дабы полк хранил тишину и костров за Зеленой дубравою не взгнетали, понеже про стояние наше не только ворогу, но и хрестьянам ведать не велено. Ведаешь ли броды?
- Ведаю, Митрей Михайлович!
- Радеешь ли о спасении земли нашей?
Лица Кошки не было видно во мраке ночи. Он молчал.
- Что молчишь? Не в смятение ли пришел?
- Преобидел ты мя, Митрей Михайлович... Не я ли с Мнтей Монастыревым на Воже...
- То ведомо! - оборвал Боброк. - Начинайте с богом! Я доеду к вам под утро.
Боброк пробирался к шатру великого князя осторожно, не подгоняя коня, опустив поводья, лишь изредка трогал их, указывая путь на костры гостей-еурожан, близ которых все еще стоял шатер великого князя, ожидавшего своего зятя.
Пора было и великому князю перебираться на левый берег. Пора объехать наскоро полки, поговорить с боярами да воеводами, проверить, так ли стали, как сговорено было на совете. Надо посмотреть, надежно ли забиты телегами стыки меж большим полком и крыльями, левым и правым, но самое главное, размышлял великий князь, дожидаясь Боброка, надо просто показаться всем и всех успокоить...
Вскоре Боброк различил смутные очертания конной сотни, толстую спицу свернутого великокняжеского знамени, что сейчас повезут в большой полк, увидел отсветы костра на иконе Владимирской божией матери и услышал спокойный голос самого великого князя:
- Митрей Михайлович, не ты ли?
Дмитрий был уже в седле. Их кони сравнялись, и, постояв с минуту молча, великий князь тронул коня на ближние огни гостей-сурожан. Однако сажен через десять остановился, выловил из тьмы лица Боброка и мечника бледные, еле видимые пятна - и озабоченно спросил:
- Не велико ли копий поставлено под стяги в полках?
Боброк вздохнул и, помолчав, спокойно ответил:
- На Воже ставлено нами по восемь - десять копий под стяг, а иные людом превелико огрузилися. Почитай, три на десять городов пришло на зов твой и стали под стяги, ранее шитые. Считано мною днесь: шестьдесят да еще три стяга воспашут наутрие по ветру на поле Куликове и под каждым, княже, станут по десяти да по пятнадцати копий... [Пятнадцать копии - 1500 человек] Радуйся!
Дмитрий смолчал на это, обеспокоенный тем, что большие полки еще не были под рукой у его воевод. В обычае было, чтобы воеводы водили своих только людей, коих боярыни на дворе своем перед походом поили-кормили да хранить господина наказывали, а тут в одном полку люди из разных мест сошлися... Он тронул коня и вскоре остановился у веселого костра. Из шатра спешно вышли купцы-сурожане и посымали дорогие шапки.
- Здравия тебе, великой княже, на многая лета! - закланялись купцы. Отведай с нами хлеба-соли.
Дмитрий любил застольные беседы с купцами. Сколько рассказывали они о дальних городах, княжествах и землях, лежащих на восход, на дневную сторону и на заход солнца! Сколько дельных товаров привезено ими на Русь, а сколько высмотрено да выслушано вестей, тревожных и важных для земли своей! Бывало, за радость чудного подарка, что заводился в великокняжеском терему и тешил княгиню с детьми, Дмитрий поил, кормил и ласкал самых верных и смелых из них. А смелость нужна купцу, ибо он, землепроходец, не по-раз бывает встречен злыми людьми в степи, в горах, на море... Кольчуга, шлем и меч постоянные его спутники. И в этом походе они мало чем отличались от воев, ушедших в полки на тот берег: у каждого меч и длинный граненый кинжал восточной выделки - кончар. Многие купцы привезли с собою по возу оружия и роздали уже тут, на берегу Дона.
- Любезные гости-сурожане! Не до застолья ныне, не обессудьте... Спаси вас бог, что не замедлили приехать сюда, что привезли оружие доброе.
Купцы поклонились. Пламя от костра дрожало на их одежде, поверх которой были наброшены кольчуги.
- Семен Верблюзига! - окликнул Дмитрий. - Ты пришел с захода солнца, проехал немцев и Литву, украйные земли... Ведомо ли тебе, сколько ведет на нас Ягайло?
Купец Верблюзин неторопко вытолкался вперед и остановился, посверкивая кончаром на поясе. Он поклонился, держа шапку в обеих руках, под грудью, и твердо ответил:
- У сорока тыщ, княже, воинства у Ягайлы, но ни белая русь, ни украйные люди не идут с ним. Ведомо мне учинилось, что и златом и угрозою манил и гнал их Ягайло, но не пошли они на нас - кто во леса-болота утек, кто плеть принял, а не пошел, истинно реку...