Можно было бы и соврать, придумать что-нибудь, но Алёна ответила честно. Умолчала только о причине своего ухода из дома.
***
***
Не прошло и четверти часа, как Яковлев примчался на своём скутере.
Оглядев её пакеты и сумки, он ухмыльнулся:
– Тебя из дома выгнали, что ли?
– Сама ушла, – мрачно ответила Алёна, не разделяя его юмора.
– Что вдруг так?
– Ну вот так. Решила стать самостоятельной.
– Уважаю, – одобрил он. – И куда теперь?
– Думаю вот снять на сутки, а там поищу...
– Делать нечего! Поехали лучше к нам в общагу. Я один в комнате живу.
– Нет-нет… – замотала она головой.
– Приставать не буду, обещаю, – заверил Денис.
– Всё равно, это не дело. Спасибо, конечно, но нет.
– Ладно, можно и не ко мне, а в другую какую-нибудь комнату тебя пристроить. Сейчас там полно пустых, поразъехались же все, кроме меня. Даже абитура уже свалила. А с комендой я договорюсь.
Алёна ещё немного поупиралась для виду, но в конце концов решила – почему нет? Во всяком случае, хоть какая-то определённость.
До Набережной добиралась на такси, но Яковлев, не отставая, ехал следом, и потом помог занести вещи в вестибюль общежития.
– Ты пока посиди тут, а я найду коменду.
Алёна послушно присела на скамейку. Огляделась по сторонам. Плиточный серый пол, стены, выкрашенные в нежно-зелёный, огромный плакат с длиннющим перечнем, что делать можно, а чего нельзя, в углу навесной ящик с огнетушителем.
С левой стороны вестибюль от коридора, куда умчался Яковлев, отделяла вахтёрская будка. С правой – железная решётка, увитая традесканциями. Узкий проход посередине заграждал допотопный турникет-вертушка. Распоряжалась турникетом, решая, кого – впускать, кого – нет, пожилая вахтёрша.
Сначала она таращилась на Алёну с нескрываемым любопытством, даже чуть привстала, потом, когда та перехватила её взгляд и приветственно кивнула, отвернулась, приняв безразличный вид.
Яковлев вернулся минут через двадцать. Вручил ей колечко с ключом.
– Всё, я договорился с комендой. Можешь пока перекантоваться в пятьсот двадцатой. Пацанов моих обитель. Они вернуться недели через три, не раньше. А ты пока сходи в ваш деканат. Пусть тебе дадут комнату. Должны. Тем более у лингвистов общага не чета нашей.
– Почему?
– Ну, у нас что душ, что сортир на весь коридор в одном экземпляре. А у ваших секционка.
Алёна не знала, что такое секционка, но догадалась, что условия, видимо, там получше. Хотя условия её не так уж и тревожили. Она, конечно, успела привыкнуть к комфорту, но от сибаритства была очень далека. Да и вообще, когда в душе хаос, а сердце разбито, все эти удобства начинают казаться такой мелочью…
И это хорошо, потому что «пятьсот двадцатая обитель», как именовал её Денис, выглядела очень аскетично. Четыре койки с панцирными сетками, поставленные в два яруса, засаленные обои, облупившиеся тумбочки, драный линолеум.
– Ладно, обживайся, – Денис сгрудил сумки и пакеты у входа. – Моя комната в конце коридора, возле душевой. Захочешь чаю – велкам. Пацаны своё барахло сдали на лето на склад, чтоб абитура не расхристала. Так что, если вдруг что понадобится, обращайся.
Он подмигнул и вышел, но через секунду дверь опять открылась. Сам не стал входить, только голову всунул:
– А ещё у меня телик есть. Имей в виду.
Снова подмигнул и снова вышел, теперь уже, наверное, с концами.
На Алёну вдруг навалилась отупляющая хандра. Час, наверное, она просидела на стуле мешком, не двигаясь, глядя в одну точку.
Утром её здорово подстёгивала злость. Затем Яковлев с его весёлым трёпом худо-бедно отвлекал от тоскливых мыслей. Теперь же накатило… Ведь, ни много ни мало, мир её рухнул. Как с этим жить?
Денис ещё пару раз забегал, интересовался, не нужно ли чего. Принёс печенье и шоколадку. Потом сообщил, что уходит по делам, будет поздно, словно отчитывался, хотя его и не спрашивали.
Ближе к вечеру Алёна рискнула прогуляться по этажу, посмотреть, где тут что.
Длинный коридор с такими же как в холле нежно-зелёными стенами, казался совершенно нежилым. И неинтересным. Тусклый свет ламп дневного света. Вереница одинаковых, хлипких с виду, дверей слева и справа. В уборной ни защёлки на двери, ни кабинок. Это хорошо – сейчас никого, а потом как? Ещё и мужской туалет по соседству.
Душевую Алёна нашла в противоположном конце коридора. На двери скотчем наклеен замусоленный лист в мультифоре с графиком: «Понедельник, среда, пятница – мужской день. Вторник, четверг, суббота, воскресенье – женский».
Прикинула, что сегодня мужской день, но тут же усмехнулась. Будь даже и женский, она бы тут мыться не решилась – в дверях здесь в принципе отсутствовал запор. В тесном предбаннике оказалось темно. Лишь из самой душевой проникал тусклый свет, позволявший разглядеть, что по периметру стояли обычный скамейки, а на стенах – крючки. Разумеется, никаких кабинок тут не было в помине. Сплошной коммунизм.