— Что? — вскинув голову, несколько мгновений недоверчиво смотрела на него, а потом рассмеялась — нервно, зло. — “Нормальной семьи”? Ткачев, ты себя вообще слышишь? Какая, нахрен, семья? Семья из-за ребенка, который появился только потому что родители один раз случайно перепихнулись? Семья, где отец шарахается от матери и молча ненавидит? Тебе самому не смешно?
— Прекратите, — жестко оборвал Паша, потемнев лицом. — И не напоминайте мне об этом никогда больше, ясно! Отделаться от меня вам все равно не удастся! — Сорвавшись из-за стола, подхватил куртку и вылетел в коридор. Звякнули упавшие ключи, щелкнул замок, хлопнула дверь и повисла тишина.
— Дурдом какой-то, — подытожила Ира, проводив его взглядом. Без энтузиазма посмотрела на тарелку заботливо приготовленной каши, стакан сока, с тоской вспомнила куда-то подевавшуюся банку с кофе и неохотно встала из-за стола, недобрым словом помянув диктаторские замашки будущего папаши.
***
Крышу у Ткачева и впрямь сорвало капитально: кто бы поверил, что этот беззаботный раздолбай, никогда не утруждавший себя ответственностью, провожающий заинтересованными взглядами любую попавшуюся на пути симпатичную девушку, просиживающий вечерами в баре, вдруг превратится в примерного семьянина, помешанного на здоровье будущего ребенка. Все, признанное вредным, было безжалостно выброшено, изгнано и запрещено: сигареты, любой, в том числе некрепкий алкоголь и даже кофе перешли в разряд недозволенного, туда же отправились хот-доги, гамбургеры и прочие вкусности, которыми Ира иногда позволяла себя побаловать в минуты особенно дурного настроения. На завтрак теперь, как в далеком детстве, ей предлагались всевозможные каши, запеканки, тосты и свежевыжатые соки, ужин в плане полезности ничуть не уступал. На обед они теперь часто ходили вместе, и Паша успел довести до белого каления всех официантов, дотошно выясняя состав блюд и условия приготовления. Впрочем, неожиданные плюсы в его паранойе нашлись тоже: к готовке, уборке и мытью посуды Ира теперь не допускалась на пушечный выстрел — начитавшись всяких страстей на специальных сайтах и во всевозможных руководствах, Ткачев уверился, что горячая плита, моюще-чистящие средства и пыль для начальницы чуть ли не смерти подобны. Квартира теперь сияла чистотой, в холодильнике, кроме всего полезного и витаминизированного, ничего не водилось; ко всему прочему, заметив однажды, как Зимина наслаждается каким-то кровавым сериалом, Паша буквально выхватил пульт у нее из рук и швырнул на тумбочку возле телевизора какие-то диски, выдав:
— Не хватало еще его пугать всякой жестью! Мультики про богатырей вон лучше смотрите.
Ира, не найдя что ответить, молча, но очень выразительно закрыла лицо рукой.
Следующим испытанием оказалось посещение больницы: отвязаться от сопровождения Ткачева Ирине, несмотря на все усилия, не удалось. Но самый цирк начался на месте: Паша, обведя взглядом коридор — выцветшие плакаты, обшарпанные стены, давно просившие покраски, и всего одна скамейка у входа в кабинет — состроил выражение, которое смело можно было запечатлевать на холсте: такая гамма эмоций отразилась на его лице. А уж когда сидевшая в ряду девица на сносях злобно зашипела что-то о блатных, которые внаглую лезут без очереди, и вовсе не выдержал.
— Ирин Сергевна, а че мы тут вообще делаем? — И, не дожидаясь ответа, под обстрелом любопытных взглядов буквально потащил начальницу за собой.
— Ткачев, куда ты меня тащишь? — возмутилась Ира, но Паша, не обращая никакого внимания на ее недовольство, запихнул начальницу в машину, на ходу доставая мобильный. Что-то там быстро полистав, уселся в автомобиль и решительно нажал на газ, выезжая на противоположную от дома улицу.
— Ты что, с ума сошел? Тут же дорого! И от обычной ничем не отли… — очутившись в идеально чистом, недавно отремонтированном здании, начала было Ирина, но Ткачев, крепко схватив ее за руку, сказал как отрезал:
— Во-первых, отличается хотя бы тем, что здесь ремонт свежий, кресла удобные и в очереди никто не будет хамить. Во-вторых, экономить на своем ребенке я не собираюсь. Вы это на будущее запомните, хорошо? А теперь пошли.
И уже в который раз непрошибаемая полковник Зимина просто не нашлась, что ответить.
***
— Ребят, я понимаю, что ситуация непростая… много всего случилось в последнее время, да еще и не закончилось. — Зимина стиснув, пальцы в замок, перевела взгляд за окно. — Но то, что сейчас происходит… Мы просто не можем оставаться в стороне. На счету этого маньяка, или кто он там, уже пять трупов. Пять! И все только в нашем районе. СК, конечно, работает, копают что-то… Но это будет неправильно сейчас, если мы сделаем вид, что нас это не касается. Я не буду никого сейчас заставлять, чего-то требовать… Разобраться с теми, кого мы найдем, тоже не буду просить, обещаю. Просто хочу попросить у вас помощи, у всех вас. Если кто-то не хочет в этом участвовать… ваше право. Но если мы будем действовать все вместе, есть хоть какой-то шанс выяснить, что происходит у нас на районе. Выяснить… своими методами. Если для кого-то это неприемлемо, он может встать и уйти. Только хочу сначала напомнить, что меньше чем за месяц у нас на районе нашли пять трупов изуродованных девушек, которых насиловали и запытали до смерти. И неизвестно, сколько их еще будет, если мы все это не остановим. А теперь те, кто хочет, может уйти. — Повернулась, холодным и пристальным взглядом изучая лица собравшихся. — Савицкий, Ткачев, Щукин, Жигаев, к вам отдельно обращаюсь. Если вы считаете, что я прошу вас о чем-то недопустимом, можете сделать вид, что этого разговора не было.
Никто не шелохнулся.
— Мы с вами, Ирин Сергеевна, — первым нарушил тишину Савицкий. — Как бы там ни было… Я согласен, что этого урода или уродов надо найти. И, думаю, не я один.
— Что нужно, Ир? — деловито спросил Климов, подобравшись.
— Ну если все здесь присутствующие согласны действовать… Рома, расскажи, что ты выяснил по тому делу.
— Да глухо там все, Ирин Сергеевна. Де… в смысле, проститутки, с которыми я разговаривал, — в этом месте Измайлова послала мужу убийственный взгляд, — ничего не слышали, подработку им никто не предлагал, на сторону не переманивал… У нас же из крупных деятелей массажный салон у Сивого, ну, который Сивушкин, и сауна у Ильдара. Так вот они ни о чем таком не слышали, хотя должны по идее о конкурентах знать.
— Ну либо просто не хотят делиться, либо эти “конкуренты” хорошо шифруются. Но так ведь не бывает, где-то все равно бы хоть что-то слилось. — Ира, прервавшись, жадно схватилась за бутылку с водой. — В общем, ищите лучше.
— Муж мой, а откуда это ты так хорошо осведомлен о всех подробностях бордельного бизнеса? — выразительно прошептала Измайлова.
— Я тебе дома расскажу. И покажу, если хочешь, — многозначительно пообещал Савицкий, поймав взгляд откровенно давившегося от смеха Паши. — Есть искать лучше, — кивнул Рома на последнюю реплику начальства и не удержался: — Вы только Ткачева со мной отправьте, у него проституток лучше всего разводить получается. На откровенность, я имею в виду, — добавил, в последний момент уходя от внушительного тычка кулаком.
***
Впервые за все время весьма специфического совместного проживания Паша вернулся домой позже начальницы: она, вопреки обыкновению, не стала засиживаться допоздна с бумагами, а вот ему пришлось задержаться, смотавшись на вызов вместо сачканувшего дежурного опера. И, взглянув на часы — время было уже позднее, Ткачев удивился, заметив начальницу, скучавшую за столом на кухне: в это время она должна была уже видеть десятый сон. Рассеянно кроша в пальцах печенье, Зимина выглядела не просто задумчивой, а какой-то растерянной, если не сказать перепуганной — подобное выражение он видел у нее только раз, в тот день, когда в ее паспорте без лишних церемоний появился штамп.
— Ирин Сергевна, чего случилось? — от неприятного предчувствия похолодело в груди — что могло довести невозмутимую, бесстрастную начальницу до такого состояния? — Что-то не так с обследованием? Из клиники звонили?
— Да нет, с этим все нормально, — бросила Зимина, не поднимая взгляда. Паша медленно выдохнул.
— С этим? А с чем ненормально? Ирин Сергевна, ну чего вы молчите?!