— Хоро-ош, — с ласковым сарказмом протянула Зимина, окинув помятого подчиненного выразительным взглядом и выключая плиту.
— Ирин Сергевна, ну не издевайтесь, а? — страдальчески вздохнул Паша, невольно поморщившись от нового приступа головной боли и рушась на стул. И, тут же подняв глаза, удивленно воззрился на начальницу, обнаружив на столе весьма странный для этой квартиры натюрморт.
— Да пей, пей, не отравлено, — фыркнула Ирина Сергеевна, правильно истолковав его взгляд. — Я ж все понимаю, пиво с похмелья это святое.
— Спасибо, — с неподдельной признательностью пробормотал Паша, блаженно зажмурившись: после нескольких глотков превосходного темного пива жизнь показалась чуточку прекрасней, а головная боль совсем ушла. Нет, все-таки идеальная у него жена…
— Кстати, Паш, с прошедшим тебя. Я, конечно, понимаю, что тебя и без меня уже наверно поздравили, но… В общем, вот, — Ира протянула ему простенькую коробку без всяких оберток и дурацких ленточек. — Надеюсь, воспользоваться не придется, будет сувениром.
Паша машинально открыл коробку и восхищенно замер, уже второй раз за утро изрядно растерявшись.
— Ирин Сергевна… Это ж… Вальтер, прям как у Бонда… Офигеть… Но как? Это ж стоит сколько?
— Ой, какие мы щепетильные! — усмехнулась Ирина, с неожиданной мягкостью глядя на него: такой, растерянно-восторженный, радостный, он показался совсем мальчишкой, настолько непосредственно-искренним, что сжалось сердце. — Если тебя это так беспокоит, то мне это ничего не стоило. Умелец один смастерил по моей просьбе в свое время, должен был мне сильно. В интернете, сам знаешь, сейчас хоть чертеж ракетной установки можно найти…
— Спасибо, Ирин Сергевна, — совершенно стушевавшись, повторил Ткачев, но разглядывал почему-то не неожиданный подарок, а начальницу, как будто пытался рассмотреть что-то новое и удивительное.
— Да ладно тебе, — вдруг смутилась Зимина, передвигая на столе посуду. — Заладил… Я же понимаю, как вы тащитесь от этих всяких мальчиковых игрушек…
Паша молчал, продолжая неотрывно-внимательно изучать ее слегка разрумянившееся лицо с этой странной тенью неловкости, чуть закушенные полноватые губы, сосредоточенный, упрямо уходящий в сторону взгляд… И снова эта внезапная глупая волна нежности захлестнула, пробирая до самого сердца: на миг показалось, что никого роднее и ближе у него нет и не может быть.
— Ирина Сергеевна… — голос выдал предательской хрипловатостью, и Зимина недоуменно вскинула бровь. Потемневшие до бархатистой черноты глаза были совсем рядом: огромные, настороженно-хищные. Паша протянул руку, осторожно накрывая ладонью тонкие прохладные пальцы — Ирина Сергеевна даже не вздрогнула, только напряженность во взгляде разбавилась искорками мягко вспыхнувшего недоумения. Явственно коротнуло, прошило ярко-пронзительной дрожью; сквозь обыденно-домашние запахи кухни — теста, какого-то душистого варенья, морозного уличного воздуха из открытой форточки, пробился неожиданно-остро, тонко-чувственно легкий аромат сочно-пряных, терпких духов, густо-жаждуще наполняя легкие.
Все, кажется, осталось прежним: небольшая уютная кухня с заставленным расписной посудой круглым столиком, бьющий в окно золотисто-розоватый утренний свет, мерно тикающие часы на стене… Все осталось прежним — и в то же время стало совершенно иным. Стоило лишь крепче сжать худенькую ладонь, прямо и вопросительно ввинчиваясь взглядом в бездонную черноту неожиданно потеплевших глаз…
Резкий звонок мобильного вонзился в паутину тишины раздражающе-острой иглой.
***
Случайная встреча для уже бывшего майора Афанасьева оказалась более чем неожиданной в нескончаемой цепи неудач: вынужденное увольнение, безуспешные попытки найти новую работу, нотации жены по поводу приостановленных выплат по кредиту, наезд коллекторов, поначалу просто угрожавших, а после перешедших к решительным мерам (“меры” заключались в неисчислимых синяках, вывихе руки и трещине в ребре), а под занавес прямо из-под окон какая-то сволочь угнала машину, которую Афанасьев скрепя сердце решил продать, чтобы рассчитаться с долгами. А нетерпеливые граждане тем временем начали усиленно намекать, что если в ближайшее время денег не будет, прекрасная трехкомнатная квартирка со всем добром, нажитым непосильным и не очень праведным трудом, перейдет из собственности Афанасьева в совершенно чужую собственность.
И ничем иным, кроме как несказанной удачей, показалась в данных обстоятельствах встреча с человеком, которого в их непрезентабельном райончике Афанасьев уж точно увидеть не ожидал. И простое решение навалившихся разом проблем явилось в тот же миг…
Тем же вечером бывший майор набрал раздобытый всеми правдами и неправдами номер телефона, произнеся несколько вполне невинных, но очень многозначительных слов и сразу же добившись встречи. Случаются, случаются все-таки в жизни чудеса — всего несколько ничем не примечательных фраз, и твои проблемы волшебным образом ложатся на чужие плечи. Ведь существуют такие фразы, которые в одночасье могут разрушить все — размеренную благополучную жизнь, вполне успешную карьеру, а то и вовсе лишить свободы. Вот она, великая сила слова!
Из дома Афанасьев впервые за последнее время выходил без страха и в весьма приподнятом настроении. В его расслабленном воображении уже вовсю рисовались картины счастливого будущего: полученной суммы должно было хватить не только на погашение долга, но и еще на многие и многие приятные мелочи…
У входа в парк, где была назначена встреча, несмотря на время, оказалось безлюдно, но данное обстоятельство только порадовало: мало ли что мог задумать его собеседник, не желая делиться… Бодрым шагом бывший майор приблизился к лавочке в отдалении, облегченно переводя дух и опускаясь прямо на подернутое снежком сиденье: никакой слежки он за собой не заметил. Нет, хорошо все-таки иметь дело с разумными и сговорчивыми людьми…
Вкрадчивый скрип ветки за своей спиной Афанасьев уловил слишком поздно.
***
— Что тут? — Ирина решительно пробилась сквозь толпу зевак и мельтешащих людей из следственной группы. Криминалист, увлеченно щелкавший камерой, вопрос не услышал — за него ответил находившийся здесь же новый начальник оперов.
— Банальная история, товарищ полковник. Мужчина вышел в парк собаку выгуливать, ну и наткнулся… Задушили бедолагу вчера вечером, эксперт точное время смерти не установил еще. Свидетелей, понятное дело, никаких, место отдаленное, да и холодно вчера было, кому придет в голову по такой погоде шататься? Непонятно только, что он тут делал. Кстати, он ведь, если не путаю, у вас в отделе раньше работал?
— Работал, — криво усмехнулась Зимина, с досадливой раздраженностью подумав, что, пожалуй, совершила большую ошибку, приняв на веру то, в чем Афанасьев счел нужным покаяться. Нет, было, было что-то еще, что он скрыл, то ли понадеялся на удачу, то ли так сильно боялся того, кого прикрывал… Это его, впрочем не сильно спасло. Ире, если откровенно, было наплевать: поплатился он за дело, нехрен связываться со всякой отморозью и покрывать их, но вот тот факт, что рассказать им он больше ничего не сможет, серьезно огорчал. А то, что Афанасьев погиб именно из-за своих лишних знаний, сомнений у нее не вызывал. Как же она умудрилась так лопухнуться…
— Ирин Сергевна, так можно подумать, что вы по работе рядового мента соскучились, — поддел Паша, когда столкнулись в кафе в одной остановке от парка. — Сами приехали, сами расспрашивали… Дело-то все равно к нам ни при каком раскладе не попадет.