— Просто отлично, — процедила Ира, стремительно поднимаясь. Подхватила пальто и сумку и, не потрудившись попрощаться, направилась к двери, раздраженно цокая каблуками.
Она категорически не понимала, что происходит. Точнее, одно ей было ясно несомненно: кто-то методично убирает свидетелей — тех, кто может дать хоть малейшую зацепку и шанс выйти на главного злодея или, скорее, злодеев. Но почему именно сейчас? Что мешало ему сделать это раньше, сразу же избавившись от нежелательного риска? С Афанасьевым еще более-менее понятно — он, скорее всего, поплатился за свою жадность, а вот насчет Мурашовой… Не логичней было бы убрать ее сразу, не допустив задержания? Насколько же все запутанно…
— Федор, что у тебя? Ты вообще на часы смотрел, время видел? — Ира, кое-как нашарив в сумке телефон, накинулась на дежурного, не дав ему вставить и слова. Суматошный день, включавший в себя весь спектр всевозможных событий, начиная от кучи рабочих проблем, новых ЧП, разборок с Сашкой и свойственной нынешнему положению суеты, давал о себе знать, так что и силы, и настроение к вечеру стремительно опустились ниже некуда. А поздний звонок дежурного, строго-настрого предупрежденного не трогать начальство по всяким пустякам, ничего хорошего не предвещал по определению.
— Ирина Сергеевна… В общем… У нас опять ЧП.
— Что на этот раз? — ледяным тоном осведомилась Ира, постепенно начиная закипать. — Кто-то из оперов до смерти забил чьего-то оборзевшего сынка? На нас спустили все проверки разом? А может, к нам делегация с Марса с дружественным визитом явилась? Что опять?!
— Ирина Сергеевна… Это… это касается наших оперов… И рейда сегодняшнего… ну, вы же в курсе…
— Так, хватить мямлить!
— В общем… они все, ну, кто сегодня не выходной… Валеев там, Карасев, Ткачев Паша…
Качнулось, поплыло замерзшее небо в черточках проводов и стылом кружеве деревьев, беспорядочно заметались смутные пятна фонарей, все звуки бессонной улицы слились в один сплошной давящий гул — тяжелый гул прилившей к вискам крови. Ира не услышала своего голоса, едва ощутила слабое шевеление собственных онемевших губ — была уверена, что вопрос так и не прозвучал. И только потом едва пробился в сознание обеспокоенный голос дежурного.
— Они… они попали в перестрелку… Жив кто-то или нет… пока неизвестно…
***
Ира плохо помнила, как добиралась до места происшествия, как проталкивалась сквозь толпу, и только потом пугающая отчетливость накатила безжалостной волной: распахнутые ворота приземистого кирпичного строения, синие медицинские куртки, проблесковые маячки и красные полосы на машине “скорой”, чьи-то смутно знакомые лица и плечи в форменных зимних пальто… Носилки, целиком накрытые белыми простынями. Горячая острая боль в области сердца. И в хороводе стремительно гаснущей реальности — опрокинутое небо, накрывшее непроглядной опустошающей чернотой.
========== III. 5. Неподконтрольное ==========
Это был тот редкий случай, когда общение с противоположным полом не доставило Паше Ткачеву ни малейшего удовольствия. Столько негатива, сколько обрушили на него подружки погибшей Ольги, он мог отметить разве что в отрывках дурацких телешоу, на которые натыкался по вечерам, бесцельно щелкая пультом телевизора. Витьке припомнили все, начиная от простых обыденных вещей и заканчивая малозначительными деталями: постоянное отсутствие дома и неизменную загруженность работой; милую беседу с симпатичной соседкой из квартиры напротив; единственное посещение больницы, когда беременная жена лежала на сохранении из-за угрозы выкидыша; частые в последнее время скандалы из-за ее ревности и его раздраженного нежелания понимать особенности ее положения… Очаровательная Лидочка, ехидно прищурившись, высказалась в том духе, что женился Витенька вовсе не на Оле, а на связях и деньгах ее отца; застенчивая Анечка, помявшись, с театральным смущением сопоставила интимные откровения подруги и случайную встречу с Виктором и красавицей-брюнеткой в каком-то кафе; эффектная Кариночка, доверительно перегнувшись через кухонный стол и демонстрируя “выдающиеся способности” размера этак третьего, проболталась, что, устав от бесконечных разборок, невнимания мужа и хронической ревности, Ольга всерьез настроилась на развод с разделом имущества. Просто не расследование, а мечта бюрократа, мрачно подумал Паша, захлопывая за собой тяжелую дверь подъезда. Тут вам и всезнающие свидетельницы, готовые открывать следствию душу по первому требованию, и железобетонный мотив… Ткачев вспомнил лицо Тобольцева, ввалившегося в разгар дня к нему в кабинет, и невольно вздрогнул. Нет, никто больше не поможет давнему другу — ни ополчившиеся друзья и родственники жертвы, ни следак, горящий желанием закрыть дело как можно скорее. Знакомо, как же, черт возьми, это все ему было знакомо…
Паша швырнул в урну распечатанную пачку сигарет и, бросив взгляд на часы, ругнулся: просьба прикрыть его опоздание на рейд начинала смахивать на откровенную наглость. А с другой стороны, иного случая незаметно заняться левыми делами вместо своих непосредственных обязанностей могло и не представиться: Зимина вряд ли одобрит, что он целыми днями шатается непонятно где, хотя кроме работы у него еще предостаточно головняка с делом Афанасьева — ни наслаждающийся отпуском Ромыч, ни следаки, загруженные делами по самую макушку, на роли помощников не годились. Ткачев поспешно нырнул в салон авто, рывком трогаясь с места, — оставалось надеяться, что он успеет хотя бы к шапочному разбору.
***
Неприятный, химически-резкий запах ударил по обонянию, заставив поморщиться и медленно открыть глаза. В голове царила туманная мутность, кончики пальцев тревожно покалывало, к тому же давящая тяжесть в области сердца отдавала нудным горячим жжением.
— Что с ней?! Твою мать, пройти дайте!
Голос. Она не должна была, не могла слышать этот голос, перебитый нескрываемым раздражением, а еще — неподдельным, удивительно искренним испугом.
Бред. Галлюцинации. Свихнулась.
Нечеткими кадрами в замедленной перемотке — кровавые разводы на неестественно-чистом, переливающемся искрами снегу, режущие глаза вспышки мигалок и смутные фигуры на носилках, скрытые складками выбеленно-тонкой ткани.
Господи.
Паша.
Нет. Нет. Нет.
Это ведь не может быть правдой?
Ира судорожно дернулась, задев головой потолок машины. Может, еще как может — пахнущий бензином, лекарствами, новой обивкой салон “скорой”, мелькнувшая совсем рядом медицинская униформа, яркие отсветы прожекторов, обрывочно выхватывающие картину произошедшего…
Добро пожаловать в реальность, Ирочка. Или правильнее — в новый кошмар?
— Ирина Сергеевна!
Чернеющий омут встревоженных глаз. Знакомый аромат мужского парфюма. Крепкие осторожные руки. Прохладные пальцы в мимолетном смазанно-неловком прикосновении к щеке.
— Ирина Сергеевна, ну что вы так…
Успокаивающе-размеренный голос, что-то ровно и мягко выговаривающий. А в глазах, господи, сколько бережной тревоги, внимательно-пристальной обеспокоенности в этих глазах… И если это сон, то пусть он не заканчивается — никогда-никогда не заканчивается…
***
Курить хотелось нестерпимо. Паша с сожалением вспомнил выброшенную пачку сигарет и тут же себя одернул: самое неподходящее время, чтобы возвращаться к дурным привычкам. Чтобы хоть как-то отвлечься и занять руки, щелкнул кнопкой электрического чайника, бросил в чашку пакетик с заваркой. Отойдя к окну, оперся о подоконник сжатыми кулаками, бесцельно вглядываясь в стылую сумрачность за стеклом.
Что-то подтачивало, тревожило, зудело, выбивая из равновесия. Ткачев никак не мог сосредоточиться, собраться с мыслями, понять странность своего состояния, и это бесило еще сильней. Что его так напрягало? Недавнее убийство — очередное звено в цепи событий, которые приведут неизвестно к чему? Проблемы давнего друга, мучительно всколыхнувшие то, что, казалось, начало немного утихать? Где, в чем эта причина?
Ирина Сергеевна.
Вот так очевидно-безжалостно и удивительно просто. Ирина Сергеевна — неподвижная, смертельно бледная, в выстуженном зимней морозностью салоне “скорой”; Ирина Сергеевна — несвойственно растерянная, жалобно вцепившаяся в его плечи и отчего-то чуть заметно вздрагивающая; Ирина Сергеевна — покорно замеревшая на соседнем сиденье, а после — устало затихшая в полумраке спальни. Ему ведь даже не пришлось настаивать, спорить, убеждать — она вырубилась, едва коснулась головой подушки, оставив нетронутой чашку с мятным горячим чаем.