Если бы ничего не было.
Если бы не отрезвившая, заставившая собраться правда. Если бы не наполненные такой простой и тем для него удивительной суетой дни. Если бы не тонны обрушившейся информации со страниц книг и с интернетовских сайтов и форумов. Если бы не настороженный первое время Саня, с которым сдружились как-то незаметно и легко, совсем не по-взрослому. Если бы не суетливые утренние сборы с его неизменными завтраками, с прихорашивающейся перед зеркалом начальницей, ее сонно-ворчливыми “да где же ключи?”, “черт, телефон забыла!”, “блин, опаздываю!” и стремительным стуком каблуков мимо лифта. Если бы не удивительно-мирные, нелогичные вроде бы вечерние посиделки за чаем с незначительной болтовней, его забавными байками и ее дружескими подколами; если бы не ворох дурацких книжек на тумбочке в ее спальне, так не вяжущееся с образом суровой начальницы постельное белье трогательных расцветок и ее привычка спать с настежь раскрытой форточкой, кое-как укрывшись одеялом…
Так много.
Так мало.
Господи, да еще несколько месяцев назад он бы только нервно рассмеялся, скажи ему кто-то, что он будет жить под одной крышей со своей начальницей. Что будет торчать на кухне, старательно готовя для нее завтраки и ужины, будет возить ее на работу и забирать с работы, будет бегать по аптекам в поисках витаминов и еще какой-то лекарственной фигни, будет таскать ей пакетами свежие фрукты и поправлять перед сном одеяло.
Бред же, ну?
Он все признавал и осознавал прекрасно — всю неправильность, странность, запретность даже. И другое признавал тоже — только так, удерживая на плаву ее, растерянную и беспомощную в нынешнем состоянии, он может держаться сам. Только так и никак иначе. И разве это само по себе не самое правильное?
Паша снова потянулся к лежащему на столе телефону, ожидая в который раз за последние минут пятнадцать услышать механическое “абонент недоступен”. Ну вот где ее только носит… Не полковник, а недоразумение какое-то, в самом деле…
В унисон мыслям мобильный в его руке разорвался трелью.
— Паш, это я. — Голос — неестественно-спокойный, сухой, заиндевевший будто бы. — У меня мало времени, так что слушай внимательно.
========== III. 13. Наизнанку ==========
— Ну что, довольны? — яростно сверкнув глазами, Ирина отшвырнула поданный мобильник — координация подвела и телефон, отклонившись на пару сантиметров, упал на пол, развалившись на части. Застывший изваянием у двери парень в черном костюме даже не вздрогнул, услышав грохот — на секунду показалось, что это всего лишь манекен, неуместно и непонятно зачем поставленный в кабинете.
— Подождем. — Мужчина, сидящий напротив, расслабленно откинулся в кресле, бросил взгляд на настенные часы. — В ваших же интересах, чтобы он успел вовремя и не натворил глупостей.
Ира, сжав губы, отвернулась, стискивая пальцы.
Она не понимала! Она не понимала, черт возьми, где ошиблась, в чем просчиталась! Да, генерал Смольский мог знать о ее стремлении развалить все его дело; мог догадываться о ее дальнейших действиях; но как, как он мог предугадать ее визит, ее попытку откровенной провокации, если даже она сама не знала точно, как построит разговор и на чем конкретно его зацепит?
— Вы, наверное, сейчас ломаете голову, как я догадался? — генерал усмехнулся, наблюдая за ней. — На самом деле ничего сложного. Не думали же вы, что все эти ваши детские попытки нарыть компромат, копаясь в моем прошлом, останутся незамеченными? А учитывая ситуацию в моей семье… Вы, видимо, решили, что сейчас самое подходящее время нанести ответный удар, я прав?
— Кто? — с усилием выговорила Ирина, чувствуя так не вовремя подступившую дурноту.
— Какое это имеет значение? — отмахнулся Смольский. — Когда работаешь с кем-то в одном отделе, где все на виду, нужная информация просачивается сама.
— А если я вас обману и вместо нужных вам бумаг отдам какие-то левые?
— Ну это вряд ли. Вы же не будете рисковать жизнью своего ребенка?
Показалось, что из легких разом выкачали весь кислород.
— Ч-что? Откуда…
— Элементарно. Когда в вашей квартире оказался этот ваш бойкий оперок, о котором мои ребята даже не подозревали, я сначала ничего не понял. Да еще эта его привычка в последнее время всюду с вами таскаться… А уж потом, когда узнал, что он оплатил вам наблюдение в дорогущей клинике… Обычный мужчина вряд ли будет так дергаться и суетиться. Если только это не его ребенок.
— И как я могу быть уверена, что после всего вы меня… нас отпустите? — Слова, с трудом прорываясь сквозь ледяную толщу накатившего страха, вязли в горле, с трудом пробивались наружу.
Страх. Не страх даже — сковывающий все внутри ледяной ужас.
Она и не помнила уже, когда так боялась — на автосвалке под прицелами нескольких десятков автоматов? На лестничной клетке возле своей двери, когда в спину дышал подосланный к ней убийца и близкая смерть? Когда дверь ее кабинета прошила автоматная очередь, выпущенная конченым психопатом?
Никогда.
— А у вас разве есть другой выход? — Равнодушное пожатие плеч. — Вы, конечно, можете дергаться, хитрить… Но это глупо. Пока вы были под действием электрошока, мой знакомый врач, у которого мы сейчас находимся, сделал вам укол. Безобидный такой укол. Но не в вашем положении. И если ничего не предпринять, через несколько часов ребенок умрет. Вы, с вероятностью в девяносто процентов, — тоже.
Нет, это не ужас был несколько фраз назад — просто растерянность и испуг. Ужас, беспросветный, всепоглощающий, нахлынул сейчас, затапливая, затягивая в черную выстужающую бездну.
Вот и все, Ира, вот и все, с какой-то обреченной усталостью подумала полковник, рывком сдергивая душащий галстук. Вот она какая, оказывается, твоя расплата.
Самое жуткое — не только твоя.
***
Паша, до боли стиснув руками руль, тупо смотрел на небольшое аккуратное здание больницы, не в силах двинуться с места. Время таяло, утекало песком сквозь пальцы, тикало часовым механизмом, приближая момент неотвратимого взрыва, а решения так и не было. Зеленая папка, найденная в сейфе Зиминой, лежала на соседнем сиденье — это все, что он выполнил. Действовать дальше по задуманному сценарию — передать папку охраннику внизу и уехать — он не собирался. Ирина Сергеевна, конечно, могла считать и называть его кем угодно — дурнем, балбесом, раздолбаем — но поверить сейчас, что ее отпустят сразу, едва документы окажутся у Смольского, было бы непростительной глупостью.
Он и не верил. А еще отчетливо понимал — вывести Зимину отсюда ему никто не позволит. Их просто положат — обоих, не дав даже дернуться.
А есть выбор?
Ткачев нервно рванул дверцу автомобиля, выбираясь в залитый чернотой пробирающий ночной холод. По привычке убрал за пояс джинсов пистолет, прихватил папку и, не раздумывая больше ни секунды, взбежал по обледеневшим ступенькам.
Массивный мужик в форме охранника перегородил дорогу, едва Паша шагнул в направлении лестницы.
— Куда?
— Вот, просили передать.
— Давай сюда, — здоровенная лапища потянулась к папке, но Паша оказался проворней.
— Еще чего! Пропадет что, а я потом виноват? Нет уж, лично в руки просили.
— Оружие давай. Или обшмонать? — заметив, как Ткачев напряженно завис, профессиональным движением прохлопал карманы — пистолет лег на стойку. — Теперь иди.
Кажется, все, мрачно понял Паша, поднимаясь по ступенькам. Один, без оружия, на чужой территории — как он может ее спасти? Их просто грохнут на месте, едва убедятся, что он привез то, что нужно…
***
— Что за херня? — генерал, разворошив бумаги, уставился на Ткачева тяжелым немигающим взглядом. — Ты че притащил, клоун?
— Как вы и просили. А что-то не так? — беззаботно пожал плечами Паша, стараясь не смотреть в сторону неподвижно застывшей в кресле, пугающе бледной Ирины Сергеевны.
— Ты, твою мать… — Смольский, еще недавно невозмутимый и самоуверенный, начал стремительно выходить из себя. — Да я тебя сейчас…
Кажется, вот оно, слабое место сильных — уверенные в своих безупречных расчетах и продуманных планах, они и мысли допустить не могут о том, что кто-то может решиться поломать всю игру, рискуя всем, что имеет.