— Точно?.. А что в отделе?.. А как там…
Ира, что-то лениво отвечая, потянулась завязать пояс халата, придерживая мобильный плечом. Встревоженно-внимательный, чуть хриплый от усталости голос Паши ударил над самым ухом — от накатившего воспоминания по позвоночнику прокатилась жаркая дрожь, разрывая утомленную расслабленность после тяжелого нервного дня, теплой ванны с душистой пеной, надвигающейся сонливости.
— Ирин Сергевна, вы меня слышите?
— Д-да, Паш, ты что-то сказал? — не сразу, сбивчиво-скомканно отозвалась Зимина. Странно-напряженным, хрипловатым показался тихий голос, льющийся из трубки — Паше вспомнился почему-то снова тот безумный вечер в кабинете и особенно остро — приглушенные бархатистые выдохи, опалявшие кожу. Блин, да че за фигня!
— Я спрашиваю, вы…
В яростном сердечном грохоте потонул, рассеялся заданный вопрос. Какая-то бредовая иллюзия, накрывающая сладким горячим маревом, стоило только закрыть глаза. И слушать, слушать его голос, чувствуя, как разливается, уплотняется, тяжелеет этот жар, затуманивая не только тело, но и сознание. Сознание, в котором глухо и мерно билась эта единственная непозволительная мысль: как же ей сейчас нужно…
— Д-да-а… — выдохнула едва слышно, не вдумываясь даже, о чем он ее спросил. — Да, Паш…
Яростно-ярко разорвался в мозгу этот выдох — совсем как тогда, в кабинете, когда, вздрагивая, прижалась обнаженной спиной, тяжело-раскаленно дыша. И вслед за этим, так отчетливо-оглушительно — она, откинувшаяся в кресле, разгоряченная после ванны, в наспех накинутом халате, а может быть и…
— Паша?
— Да-да, я тут, — предательски-хрипло. Рванул ворот футболки, чувствуя, как становится совершенно нечем дышать — от этой возможно-невозможной картины, от ее отчего-то чуть хрипловато-размягченного голоса, от недопустимых мыслей и от этого невыносимого пульсирующего жара, готового разорваться в голове беспросветным, лишающим мыслей туманом. Твою мать… Что она делает с ним…
— Я хотела сказать…
Голос. Всего лишь ее голос, негромкий, решительный, с этой волнующе-низкой хрипотцой — и вспыхнула, рассыпаясь, душная реальность тесного номера — на несколько секунд остановилось дыхание, разрываясь сладкой томительной болью и восхитительно-полной, уничтожающей все бессмысленностью. Как же, блин… как она это делает с ним…
В размеренных телефонных гудках растворились несказанные прощания и одни на двоих — нервно-сбитые выдохи.
========== IV. 2. Женский день ==========
Ира проснулась поздно, впервые за долгое время совершенно выспавшаяся, спокойная и расслабленная. Лениво потянулась, взглянула на часы, но, вопреки обыкновению, не сорвалась с постели, судорожно соображая, успеет ли накраситься и позавтракать, или чем-то придется пожертвовать. Нет, все-таки как иногда хорошо остаться дома одной… И тут же вскинулась, рывком отбрасывая одеяло и привычно нашаривая в тумбочке пистолет.
— Тьфу ты! Ткачев, напугал!
— Доброе утро, — как ни в чем не бывало отозвался Паша, отвлекаясь от сервировки стола и с улыбкой взглянув на растрепанную начальницу, чей домашний образ весьма интересно дополнял снятый с предохранителя пистолет.
— А что, предупредить нельзя было? — не сбавила оборотов Зимина, прошлепав на свое место у стола. — Так, знаешь, и довести можно!.. А если б я тебя пристрелила?
— Да я звонил, у вас телефон был отключен. Ну а потом решил не беспокоить, думал, спите вы еще…
— Заботливый какой! — фыркнула Ирина Сергеевна. И, наконец переведя дух, удивленно уставилась в центр стола. — Паш, это что?
— Ну… это… — как-то смешно замялся Ткачев, потерев рукой подбородок, — торт типа…
Ира, недоверчиво оглядевшись, не обнаружила на кухне следов магазинной упаковки и снова пристально уставилась на Пашу — он под ее взглядом даже немного заерзал.
— Что-то не так, Ирин Сергевна?
Ира, внимательно разглядывая десерт — завитушки из воздушного крема, орехи, кокосовая стружка и тертый шоколад — наконец решилась задать животрепещущий вопрос, все еще не совсем уверенная в своей догадке:
— Паш, а ты что, сам это все готовил?
— Ну… да. Рецептов в интернете полно, на кухне у вас вон всякие навороченные штуковины стоят, так что дело нехитрое… Типа в честь праздника решил вам… — и осекся, торопливо удержав за талию сорвавшуюся с места начальницу — неуклюже ткнувшись губами в его щеку, Ирина Сергеевна поспешно высвободилась, тут же отступив назад, кажется, сама смущенная своим порывом.
— Прости, Паш… Просто это так… неожиданно, приятно… Мне никогда никто…
— Да ладно, это и несложно вовсе, чего там… У меня все равно день свободный сегодня, — как-то заторможенно отозвался Ткачев.
Чуть больше десяти дней. Он не видел ее чуть больше десяти дней — казалось, ведь буквально вчера было это безумие в кабинете, буквально вчера он видел… видел все то, о чем не смел и подумать, не то что мечтать. Видел ее обнаженной. Все плавные, по-особенному женственные линии, какую-то особенную мягкость движений — еще не сопоставляя это все с самым важным. А вот сейчас наткнулся взглядом на округлившийся живот под пижамной футболкой, и снова что-то перевернулось внутри — от простого осознания, что это все точно не странный сон и не какая-то ошибка.
— Паш, ты чего? Все нормально?
— Что? А, да. Извините. Кстати, о празднике! — хлопнул себя по лбу, вспомнив о чем-то, и тут же полез в карман джинсовой куртки. — У меня ж подарок для вас…
— Какая красота! — с истинно женским восторгом выпалила Ира, рассматривая подвеску в небольшой бархатной коробочке. Она всегда питала страсть к милым побрякушкам, но это украшение — камешки разных размеров в обрамлении причудливого плетения — как-то сразу и прочно приковало взгляд: появилась уверенность, что, однажды надев, снимать его она уже не захочет.
— Нравится? — как-то неуверенно улыбнулся Ткачев, встретив сияющий взгляд. — Давайте застегнуть помогу…
— Очень красивое, Паш, спасибо, — тихо сказала Ирина, коснувшись кулона. И, повернувшись, — их глаза оказались совсем рядом — наконец решилась задать мучивший столько времени вопрос. — Ты на меня не злишься?
— Я? На вас? Да за что? — с неподдельным изумлением уставился Ткачев, кажется, искренне не понимая, о чем она вообще говорит.
— Ну, за то что я… что мы с тобой… — по щекам разлился жгучий румянец, — между нами… Ну, там, в кабинете… — Заметив, как в лице Паши что-то дрогнуло, заторопилась, боясь, что сердито и резко перебьет. — Ну ты же понимаешь, эти долбаные гормоны… Я сама не знаю, что мне от себя в следующую минуту ждать… Да и ты тогда… Я ж все вижу, все понимаю… Ты здоровый мужик, тебе нужно… И потом, ты столько для меня делаешь, а я для тебя совсем ничего не могу… — и замолчала на половине фразы, на мгновение испугавшись — таким бешеным стал его моментально потемневший взгляд; лицо будто окаменело. Но ее не оттолкнул, и сам не отстранился тоже — только дернулась щека.
— Так вы что, только из благодарности? — переспросил медленно — голос был тихим и неестественно-ровным, мертвенно-спокойным даже.
— Можно и так сказать. Но если тебе это интересно, — чуть заметно усмехнулась, становясь знакомой, привычной Зиминой, — то мне в тот момент действительно этого хотелось.
— Ну что, спасибо за честность, — у него хватило сил улыбнуться в ответ. Бросил взгляд на часы, радуясь предлогу прервать эту нелепую сцену. — Ирина Сергеевна, я побегу, у меня еще встреча насчет квартиры на сегодня назначена. Вы тут расслабляйтесь, отдыхайте, Измайлову вон в гости позовите, по магазинам походите, я мешать не буду, до вечера походу там застряну… Ну а если что, звоните, в общем…
Ира, услышав хлопок входной двери, опустилась обратно на стул, придвинула к себе тарелку с куском торта, налила чаю. И не заметила сама, как следом за первым исчез и второй кусок — очнулась только, когда потянулась за следующим.