— Так, Зимина, стоп! — одернула себя строгим начальственным тоном. — Такими темпами ты скоро ни в какую одежду не влезешь… Вот Ткачев, умеет же удивить… — И, опустив взгляд, с какой-то невероятной осторожностью таким уже давно забытым жестом опустила ладонь на живот. — Замечательный у нас папа, правда же?..
***
— Хорошо, вам, девчонки, — вздохнула Ира, подливая себе еще сока. — Есть и пить можно что угодно, спать как удобно, пара лишних килограммов прибавилась — согнать не проблема… А мне еще долго в образе бегемотика ходить, — усмехнулась как-то незнакомо-мягко, украдкой снова бросив мимолетный взгляд на живот.
— Ой, Ир, тебе с твоим бараньим весом это точно не грозит, да и похудеть не проблема, — хмыкнула Лена, подбирая ложечкой остатки торта. — Слушай, вкуснотища какая… Где покупала?
— Да в кондитерской здесь у нас заказала, — не моргнув глазом ответила Ира, не желая выслушивать порцию новых подколов подруги и распространяться перед Викой обо всех тонкостях их с Ткачевым отношений. Блин, как же сложно и глупо это все — шифроваться, скрываться, врать. Вроде взрослые люди, официально женатые, а поди ж ты, прятаться приходится будто школьникам. И дело даже не в сплетнях и слухах — на это ей давно уже было плевать — Ира просто не представляла, как охарактеризовать их странные, в чем-то нелепые отношения. Не друзья, не враги, не любовники, не супруги — и в то же время всего понемногу. Хотя “супруги”, пожалуй, самое точное — столько всего их уже объединяет, что они, можно сказать, в одной упряжке…
— Ир, ты где витаешь? — Измайлова, разворачивая очередную шуршащую обертку из огромного фирменного пакета, возмущенно посмотрела на зависшую подругу.
— Извини, задумалась, — очнулась Ирина и, подхватив мобильный, направилась из спальни. — Девчонки, вы тут пока покупки разбирайте, мне позвонить надо. — И, не заметив, как Вика с Леной озадаченно переглянулись, прикрыла за собой дверь. Закусив губу, слушала мерные гудки в трубке, от нетерпения барабаня пальцами по столу. — Вот зараза, где его только носит…
Ира никогда не верила во всякую муть вроде предвидений, предчувствий, интуиции, хотя последняя спасала не раз, но сейчас внутри медленно разрасталась совершенно необъяснимая и нелогичная тревога, никак не желавшая исчезать.
Ему сейчас плохо.
Каким-то непонятным острым ощущением укололо в самое сердце — нет, не чувство близкой опасности, что-то иное, на каком-то подсознательном, вернее даже чувственном уровне.
— Да, Ирин Сергевна, слушаю, — голос в трубке был совершенно размякшим, даже немного невнятным — в грудь тут же ударила тугая волна раздражения.
— Ты что, пьяный? — моментально “включила” начальницу, даже тон потяжелел.
— Да не, я в норме… Так, выпил чутка с покупателем, типа сделку обмыли… Да вы не переживайте, я это, у себя пока останусь, тем более вещи там надо собрать, то-се… Давайте я вам завтра с утра позвоню, расскажу все в деталях… А вы это, отдыхайте…
После разговора Ира еще с минуту стояла неподвижно, тупо смотря на экран замолчавшего смартфона. Тревога вроде бы утихла, улеглась, но навязчивое чувство “что-то не так” все равно не рассеивалось, не исчезало. Добавилось только смутное понимание — это как-то относится к ней, к ее словам: она сказала что-то не то, ошибочное, неверное, несправедливое, оттолкнув, задев неожиданно сильно и больно. Только вот чем…
========== IV. 3. Под лед ==========
Паше действительно было хреново. И физически, и — намного больше — душевно. Особенно противное осознание, что явных, видимых причин вроде бы нет, только подливало масла в неослабевающий огонь глухого раздражения.
Он прекрасно отдавал себе отчет: иного, большего, настоящего между ними нет и не может быть. Да и не признался бы себе ни за что, что желает этого — именно и только с ней. Желает долгих неторопливо-нежных ночей в ласковом полумраке спальни — их общей спальни; желает просыпаться чуть раньше в одной постели, когда она сонным котенком прижимается к его плечу; желает тихих семейных праздников за красиво накрытым столом — так, как бывает у нормальных людей; желает абсолютно-спокойное право — прощаясь, прижаться губами к щеке, вечером на диване, листая какой-нибудь журнал или смотря очередной дурацкий фильм, придвинуться ближе, коснуться плеча или даже обнять…
Имелось только единственное “но” — ни одно из этих желаний в сложившейся ситуации нельзя было считать нормальным, а уж тем более — реально осуществимым.
И за это он начинал себя ненавидеть.
***
— Тьфу, черт!
На тщательно выбритой щеке медленно проступала кровоточащая царапина, а настойчивый звонок в дверь все не умолкал. Ткачев, отложив бритву, натыкаясь в полумраке коридора на как попало поставленные коробки, побрел открывать. В голове, несмотря на чашку крепкого кофе, таблетку обезболивающего и контрастный душ, все еще плескалось утреннее похмелье — вчера, выпроводив будущего владельца квартиры, он, терзаемый мутными, несвязными мыслями, как-то незаметно добавил к выпитому почти целую бутылку коньяка, за что и расплачивался теперь ноющей в висках нудной болью.
— Ирин Сергевна, а вы чего тут… как вы тут…
— Гостеприимство так и хлещет, — фыркнула начальница, привычно-насмешливо приподнимая бровь. Ступив наконец в прихожую, выразительно оглядела нагромождение собранных вещей, неопределенно чему-то хмыкнула и только потом принялась снимать пальто.
— Я тут подумала, — заявила как о чем-то само собой разумеющемся, — чего одной весь день дома торчать, помогу тебе лучше чем-нибудь, у тебя тут вон какой бардак.
— Ирина Сергевна… да вы чего… я и сам прекрасно…
— Ну да, ну да, — иронично покивала товарищ полковник, оглядев выставленную в мойке и на столе вперемешку чистую и грязную посуду. — Оно и видно. У тебя хоть газеты ненужные есть?
— Да были где-то. А зачем?..
— Гениальный вопрос, — усмехнулась Ира, включая воду. — Посуду завернуть, вот зачем. Такое чувство, что ты ни разу в жизни не переезжал.
— А, ну да, я понял, — пробормотал Паша, потерев подбородок рукой. О том, какими приключениями, в том числе и нетрезвыми, сопровождался его единственный в жизни переезд, Ткачев тактично решил умолчать.
***
— И долго ты собираешься тянуть? — Мужчина, раздраженно хлопнув дверцей автомобиля, одарил водителя неприязненным взглядом. — Я, кажется, просил, чтобы все было как можно скорее. Или ты что, решил вообще мою просьбу продинамить?
— Да нет… Я… то есть мои люди, они работают… Только никто не знал, что мужик этот раньше вернется… Мешает он очень, постоянно рядом торчит…
— А это уже не мои проблемы! Я тебе задачу поставил — будь любезен выполнять! Если, конечно, не хочешь вслед за своим братцем отправиться!
— Да мы правда делаем все возможное, — вяло возразил собеседник, сжав в кармане рукоятку дорогого складного ножа. На мгновение мелькнула дерзкая мысль, но исчезла, не закрепившись, — не будет этого, появится кто-то другой.
— Короче, так! У тебя ровно три дня! Иначе вся твоя теплая компания окажется на нарах, а тебя я лично во время задержания за сопротивление положу, понял? Все, не кашляй!
Водитель, проводив взглядом удаляющуюся по аллее фигуру, потянулся к мобильному.
— Это я. Тут человек нервничает очень, решить бы его просьбу поскорее, а…
***
— Слушай, Паш, а ты ведь мне так ничего и не сказал про новую квартиру. Выбрал уже что-нибудь?
— Да нет пока, я это, в процессе, — уклончиво ответил Паша, обойдясь полуправдой. Вообще-то процесс переговоров с будущим продавцом уже был запущен, но Ткачев догадывался, что его идея жить в прямом смысле по соседству с начальницей восторга у нее не вызовет. А уж если учесть его грандиозные планы по перепланировке двух квартир в одну, шансов избавиться от его общества у товарища полковника практически не оставалось. А подобное с ее любовью к независимости… — Ну чего, еще чаю? — Паша поторопился уйти от скользкой темы, подлив по кружкам еще кипятка.
— Да не, мне хватит уже, а то утром себя в зеркале не узнаю… Ох ты ж блин, время-то уже сколько, — спохватилась, взглянув на часы. — Слушай, я пойду переоденусь, а ты мне такси пока вызови…