— Что “все”? — не врубился Рома.
— Про Зимину! — рявкнул Ткачев и тут же, опомнившись, понизил голос. — Про то, что она… Ты хоть знаешь, что из-за твоего трепа Терещенко ее чуть не грохнул?!
— Да ладно? Ты-то откуда…
— Прохладно! Если бы я там вовремя не оказался, он бы ее просто завалил! Ее и моего ребенка! Ты вообще хоть соображаешь, когда языком метешь?!
— Твоего… чего? — вытаращился Савицкий с полным охренением. — Ткач, это ты так пошутил щас?
— Да мне не до шуток как-то сейчас, знаешь ли! — снова завелся Паша.
— Ну ты, блин, просто… — пробормотал Рома, в последний момент проглотив выразительное определение. — Наш пострел и тут поспел? Как ты Зяму-то окрутить умудрился? Еще и ходил молчал как партизан…
— Никого я не окручивал! — раздраженно осадил Ткачев, грохнув на столешницу нетронутую кружку с пивом. — Это вообще один раз было, я сам толком не помню ни хрена! Если бы не случайность, вообще бы ничего не узнал.
— Интересный ты, сил нет. Случайно с бабой переспал, ребенка ей случайно заделал, узнал случайно… — сквозь дружеское ворчание мелькнули какие-то непонятные нотки — подобие легкой зависти? — Чего делать-то дальше планируешь, случайный ты наш? Может еще и жениться на ней надумаешь, как честный человек? — заметив, как настороженно застыл взгляд друга, закашлялся. — Ткач, ты чего? Я пошутил вообще-то…
— А я нет, — неожиданно спокойно заявил Ткачев и поднялся из-за стола, швырнув рядом с кружкой пару смятых купюр.
***
— Ну это, знаете ли, уже перебор, Ирина Сергеевна! — Бекетов, расхаживая у нее за спиной, откровенно действовал на нервы. — Одно ЧП за другим! Сначала три неопознанных трупа! Потом сотрудник полиции погиб при исполнении! Теперь еще две девушки! Что у вас вообще на районе творится, можете мне объяснить? Нам маньяка еще к концу года не хватало!
— Мы разберемся, — подавив вздох, пообещала Ира. — Люди уже работают, и…
— Надеюсь, очень на это надеюсь! — И, когда Зимина уже стояла у двери, многозначительно предупредил: — Но имейте в виду…
Ира, не вникая в очередную угрозу, довольно хамски закрыла за собой дверь на половине фразы. Генеральское недовольство сегодня как-то особенно вывело ее из себя. Да уж, такими темпами и впрямь ничего не стоит раньше времени оказаться полковником в отставке…
***
— Вадим, твои бравые пэпээсники облажались по полной, — гневно припечатала Зимина, без стука ввалившись в кабинет. — Мало того что в своем собственном отделе едва задержанного не упустили!..
— Ир, ты про тот инцидент? Я им уже устроил разъяснительную беседу, как правильно задержанных доставлять…
— Я не договорила! Мало того, что они едва не упустили задержанного, так они даже выяснить не потрудились, кого задерживают! — начав бушевать, полковник все больше входила во вкус. — А знаешь, почему он, которого типа за пьянку взяли, решил смыться? Да потому что его фотороботы на каждом столбе висят! Этот урод уже полгода как в розыске! На нем восемь грабежей и три недоказанных убийства! Ты бы хоть своих сотрудников научил на стенды смотреть! Так, в познавательных целях! Для общего, блин, развития!
— Ир, я все понял, — начал Климов, но Зимина, шарахнув дверью, уже вылетела в коридор. Начальство, получившее нагоняй от начальства, зрелище угрожающее, что и говорить.
***
— Так это чего, у нас маньяк образовался? — Савицкий, покосившись на “живописные” фотографии, тут же отвернулся: зрелище было не из приятных.
— Вот уж не знаю, может маньяк, а может у него хобби такое, молодых девушек мучить и убивать, — со злым сарказмом бросила Ирина Сергеевна, сметая снимки в папку. — Это вы, по-моему, здесь опера, а не я.
— Так от нас-то что требуется? Дело в СК забрали…
— А ты и рад! А ничего, что какой-то псих в нашем районе ходит и людей режет? Предлагаешь просто сидеть и ждать, пока на нас еще десяток трупов свалится?
— Ну нет, конечно… А вы что предлагаете? Найти и к стенке? — Молчавший до этого Паша на этих словах ощутимо ткнул друга в бок, заметив, как застыло лицо начальницы.
— Да это понятно, что надо хоть что-то по своим источникам выяснить, — торопливо сгладил повисшую грозовой тучей нехорошую двусмысленность. — Есть у меня одна мысль… Ирин Сергевна, помните, не так давно кипеш был с каким-то мутным борделем, там еще несколько девушек бесследно пропали? Ходили слухи, что их клиенты-извращенцы запытали… Только хозяева потом лавочку свернули, а дело так и замяли.
— Я, знаешь ли, в отличие от некоторых не специалист в бордельной сфере, — съехидничала Зимина, выразительно приподняв бровь. — Хотя… что-то такое припоминаю. Кажется, статья какая-то громкая была про публичный дом, где богатым извращенцам оказывали “особые услуги”. И что? Какая связь?
— Да я вот подумал просто, — Паша потер подбородок, — может, это из той же оперы? Дело свернули, подождали, пока шумиха уляжется, ну и снова здорово.
— То есть я так понимаю, вам нужно мое благословение на погружение в бордельную среду? — снова съязвила Зимина. — Ну что ж, даю. Благословение, в смысле. Лишь бы толк был. И без фанатизма, — добавила с тонкой ехидцей. — Не перетрудитесь, так сказать.
— Ты это слышал? — восхищенно покачал головой Савицкий, очутившись в коридоре. — “Без фанатизма”. Да меня Лена бы на месте за один намек зашибла… И ребенка получи, и по борделям ходи сколько хочешь… Везучий ты, Ткач, как я не знаю кто.
— Ром, да иди ты знаешь куда?! В бордель иди! — сердито отмахнулся Ткачев и торопливо зашагал по коридору, оставив друга отходить от ржача.
***
— Ирин Сергеевна, поговорить надо, — Ткачев под вечер снова заглянул в кабинет начальства — какой-то непонятно задумчивый, растерянный и даже нерешительный.
— Говори, раз надо, — рассеянно кивнула Зимина, убирая в сейф документы. Взглянула на часы. — А ты чего здесь, вы же с Савицким должны были… как это у вас называется, “агентуру подключать”?
— Савицкий за меня “наподключается”, — буркнул Паша. Ирина Сергеевна приподняла бровь, не сдержав смешок.
— Ткачев отказался идти в рейд по проституткам? Звучит как название фантастического фильма прям.
— Издеваетесь?
— Есть немного, — фыркнула начальница, накидывая на шею шарф. — Так о чем ты хотел поговорить?
— Только не здесь, хорошо? Давайте я вам все на месте скажу. — В самый последний момент отступил, поняв, что просто не хватит смелости, даже просто слов сейчас не хватит — наедине с ней, такой привычно-насмешливой, уверенной в себе, он моментально растерял всю решимость. И сам растерялся тоже.
— Ну хорошо, — пожала плечами Зимина и захлопнула дверь кабинета. — Загадочный ты какой-то сегодня…
Всю дорогу молчали — Ирина Сергеевна, глядя в окно, кажется, выпала из реальности; Паша безуспешно пытался справиться с неожиданным дурацким волнением, хотя и сам не мог понять причину — это же просто формальность, пустая формальность… Только когда машина притормозила в переплетении улиц, Зимина отошла от задумчивой полудремы, бросив взгляд на высокое здание. И, стремительно обернувшись к Паше, с яростным непониманием впилась в него взглядом.
— Ткачев, ты куда меня привез?!
========== II. 9. Пустая формальность ==========
Слишком стремительной и запутанной оказалась цепь быстро раскрутившихся событий — одни случайности накладывались на другие, соединяясь в какую-то нелепую на грани сюрреализма картину, а ведь еще совсем недавно все было предельно просто. Была непоколебимая преданность начальнице, с которой столько прошли и которая так много им всем помогала; потом была дикая, неуправляемая злость и ненависть, разъедающая изнутри до опустошающей боли; и попытка жестоко и кроваво отомстить была тоже. А потом потянулись случайности, совпадения, причудливые стечения обстоятельств: всего один взгляд на какую-то бумажку — и решение отступить, смириться, перетерпеть. Случайное столкновение в больничном коридоре — и перевернувшаяся, исказившаяся реальность: та, которую объявил предательницей и врагом, вдруг подарила ему шанс, возможность вернуться к чему-то нормальному, простому, обыденному, подарила какой-то смысл в бесцельной жизни, лишиться которой ему в последнее время вовсе не казалось чем-то страшным. Невольно пробрала ледяная дрожь при мысли, что все могло сложиться иначе — там, в расплющенной машине, могла оказаться женщина, беременная от него. Еще один кульбит судьбы: человек, спасший ему жизнь, когда, отчаянный и пьяный, собирался покончить с собой, снова предотвратил непоправимое — на этот раз ценой собственной жизни. А тот, кого считал поначалу союзником, объединенным общим прошлым, общим несчастьем, общим врагом, моментально перешел в разряд противников, едва попытался задеть то, что теперь оказалось для него важнее, чем что-либо иное — противоречия, ненависть, даже чужая жизнь. Ткачев не хотел думать, что бы случилось, не окажись он возле дома Зиминой в нужный момент — рехнувшийся от жажды мести Терещенко просто не смог бы остановиться. Паша понимал его как никто, еще недавно разделяя желание отомстить — недавно, но не сейчас. Не сейчас, когда она и его будущий ребенок были неразделимым, единым целым. Простой инстинкт — не допустить, спасти, защитить. То, из-за чего он, даже не попытавшись договориться, остановить, вразумить, безжалостно и просто нажал на спуск, сделав выбор между жизнью своего ребенка и тем, кто мог эту жизнь отнять. Практически так же, как она в свое время сделала выбор между жизнью одного из них и свободой всех остальных. Тот выбор, сам факт которого еще недавно показался бы ему чудовищным, непростительным, невозможным. Это ли не ирония судьбы?