========== Глава 1. ==========
— Ухаживая за магическим животным, вы в первую очередь должны понимать этот мир так, как оно его понимает. Не важно, насколько это существо опасно, важно лишь то, что вы в ответе за все его поступки. В ответе за то, каким оно станет, доживет ли до преклонных лет и сможет ли стать продолжателем рода. Человек — мерило всех ценностей в любые времена, Хагрид. Человек губит и созидает, воспитывает и развращает — в этом его природа, как бы относительно это ни звучало, — я перевела взгляд на утонченное перо в своей ладони, оценивая каждую прожилку, заканчивающуюся мягким материалом.
— Поэтому, если возвращаться к предыдущему вопросу, — да, я виню человечество за все то, что сейчас творится в мире магии с живыми существами.
Великан звонко смеется, несколько раз похлопывая в ладоши.
— Гермиона, тебя послушаешь — усомнишься в том, знают ли уважающие себя люди собственные права и обязанности относительно того мира, с которым взаимодействуют с самого рождения!
Я тяжело вздыхаю, зная, что этот разговор в любом случае не изменит того, что миллионы существ никогда не увидят солнечного света, запертые проклятыми коллекционерами и тиранами:
— Уважающий себя человек не всегда человечен. Мы увидели много тому примеров во время начавшейся в прошлом учебном году бойни. Не нужно далеко ходить: весь Азкабан — это сборище уважающих себя людей, — спокойно выдыхаю, стараясь не обращать внимание на то, как изменилась в лице некоторая часть слизеринцев за соседним рядом.
Некоторое время назад нам несказанно повезло. Министерство магии было вовремя проинформировано о начавшейся военной кампании Темного Лорда, поэтому всякое значительное кровопролитие смогло быть предотвращено заведомо до плачевных последствий, которые могли бы нас ожидать. Большая часть Пожирателей (Беллатрисе Лестрейндж все же удалось сбежать) была поймана и отправлена на пожизненное заключение в тюрьму особо строгого — как принято считать — режима. Среди них тот же Нотт и Люциус Малфой, сын которого прямо сейчас готов убить меня ненавидящим взглядом. Не от большой любви к отцу, я уверена, нет. Мальчик все еще не понял, что его страдания закончились навсегда, и — судя по всему — от страха продолжает держать щит кровного повиновения и долга аристократа.
Он не может сидеть молча и нагло выплевывает свой жалкий комментарий:
— Существуют животные агрессивные от природы, Грейнджер. Они убивают и без пагубного влияния человека, так что хватит находить оправдание всему, что движется и дурно пахнет. На это есть Уиз… — стараюсь прервать его до того, как Рон досмотрит десятый-на-первом-уроке сон и поднимет голову, услышав свою фамилию из уст хорька:
— В этом случае они искупают грехи собственной смертью. И, в конце концов, не всякое отродие зверя, Драко, — тоже зверь, — особо выделяю его имя, тонко намекая, мол, он не должен стыдиться того, что с отцом его связывают только кровь и годы, прожитые в одном поместье.
Тонко намекая на то, что война закончена и, кажется, пора взрослеть.
Замечаю, как Хагрид одобрительно покачивает головой. Остаток урока проходит спокойно ровно до тех пор, пока Гарри не бросает мне на парту записку — очередному первокурснику вывернуло желудок цветочным букетом.
Гневно сжимаю кулаки, не в силах справиться с нарастающим гневом. Берегитесь, Уизли, до конца этого года я от вас не отстану.
***
— Фестрал вас подери! — я буквально влетаю в гостиную, не сдерживаемая ни портретом Полной Дамы, ни Джинни, которая оправдывает своих бестолковых братьев так, как только может.
— Герм, подумай только, зачем тебе лишняя головная боль? Прошла всего неделя учебы, а ты уже в сотый-я-не-преувеличиваю-раз вынуждена тратить свои нервы на тех, с кем бороться бесполезно так же, как и пытаться улучшить зелье Невилла! — в глазах будущей Поттер каждый раз мелькает страх за мою жизнь, когда она понимает, что стычки с близнецами не избежать. И это досаживает больше, чем что-либо другое, потому что быть уверенной в моем проигрыше перед парой оболтусов — высшая степень если не недоверия, то точно безумия.
Джинни не может меня остановить, когда я начинаю обыскивать всю гостиную на предмет наличия вещественных доказательств и, возможно, самих близнецов. Под подушкой находится вырванный из учебника лист с амортенцией — вряд ли он принадлежит им, но что за негодяй мог так поступить со Святым Граалем знаний?!
— Скажи, разве тебе это не надоело? Они продолжают вести себя так, будто ничего не произошло! Будто не они перехватывали радиостанции и видели столько боли, сколько не могли себе даже представить! — меня распирает от негодования, язык чешется в который раз вылить им в лицо все, что я думаю об этом дряном бизнесе внутри школы, который бьет по моей репутации старосты с силой яростного торнадо.
Близнецам нужно образование. Вернувшись в Хогвартс на свой последний курс, они не только убедили сами себя, что лицензия для продажи вредилок — приз и фатум пройденных испытаний — как они называли экзамены, — но и утвердили свое звание злейших нарушителей школьных правил, которых только мог знать весь магический мир.
— Мне кажется, наша заучка Грейнджер ничего не поняла сама, — доносится с лестницы один из голосов, который еще несколько лет назад казался мне схожим с самой волшебной музыкой.
Музыкой, забирающейся под кожу, оставляющей на теле следы эйфории в виде мурашек.
Музыкой солнца и музыкой счастья.
Размеренный тембр, сладкие паузы, гласные, что тянутся, словно нуга, — безусловно, это Фред.
ФредФредФред. И стена между нами, которую разрушит разве что чья-то смерть или его исправительная колония для самых красивых и задорных нарушителей чужого покоя.
Быть с ним мне не позволит его расхлябанность. Ему же со мной — все остальное.
Как ни крути, а мечты юной Гермионы все же разлетелись по швам, не достигнув своего апогея.
— Мне казалось, уж ты-то поймешь, что жизнь продолжается! Что нам мешает дарить людям счастье? — он вальяжно спускается по лестнице, засунув руки в карманы и сверля мое застывшее тело парой искрящихся хитростью глаз. — Разве что только наглая староста седьмого курса, любящая лезть не в свое дело! — Фред опирается о стену спиной, зная, что я ничего ему не сделаю кроме нескольких выговоров.
— Ты прав, жизнь продолжается. И в этой жизни у каждого есть своя работа. Моя — защищать тех, кто страдает от ваших изобретений день ото дня! А ваша — не мешать жить и учиться остальным, будучи окрыленными идеей создания магазина — чего? — чертовых вредилок, Фред, просто-напросто!
— Грейнджер, не смей отзываться о смысле нашей с Джорджем жизни, как о каком-то никчемном мусоре! — он молниеносно ринулся ко мне, с достаточной силой сжимая мои руки чуть выше кистей обеими ладонями, отчего я сначала испугалась, а после вовсе не решилась показать боль от плохо заживших ран. — Если ты тлеешь в темном углу с очередной книжкой и ничего не делаешь со своей тухлой жизнью — это сугубо твои проблемы. Бьюсь об заклад, сложности обошли тебя стороной, поэтому не тыкай своим грязным бельем остальным в лицо! — он тяжело дышит, не в силах остановить поток выливающегося на меня дерьма, а я истуканом выслушиваю все до последней капли, осознавая лишь то, насколько жалкой себя ощущаю.
— Отпусти, — шепчу я и опускаю взгляд, проигрывая и этот бой, съедаемая диким отвращением и к нему, и к себе, а после вырываю ладони из разжавшихся кистей парня и направляюсь к выходу из гостиной, оставив его наедине с шокированной Джинни. Нужно обработать раны.
Мысли о том, что ему пришлось несладко на той арене, потревожат меня потом. Размышления о том, как каждый справляется с воспоминаниями, рвущими душу на части, придут также немногим позже.
А пока я буду отдаваться гневу, зная, что он однажды сведет меня с ума.
— Не пойми меня неправильно, — говорю я, стоя к ним спиной, зная, что непрошенные слезы обиды не нужны никому, — я пережила достаточно, чтобы чувствовать ответственность за каждого, кто меня окружает.
Направляюсь к Мадам Помфри: слишком много поводов, чтобы обходить медпункт стороной. Нужно пополнить запас слабодействующих успокоительных, чтобы спалось без назойливых кошмаров, отрывающих душу от плоти. И вновь взглянуть на главный позор всех аристократов этого мира, так каллиграфично выступающий на тонкой руке.