Вру. Обсуждали они. Люди, у которых было будущее. Люди, которые не знали, что на моем уме одна месть и последующее ее искупление.
Я искренне верила в то, что мой последний бой действительно окажется последним.
А после все стали расходиться по комнатам, желая спокойной ночи и даже не догадываясь, что в этом мире нет ничего спокойного. Тем более ночами.
Все то время я грела ноги возле камина, озираясь то в одну сторону, то в другую. Джордж отстегивал Рону щелбаны за проигранный раунд под причитания матери, пока Артур перебирал книги на широкой полке дубового шкафа по правую руку от каминной полки.
— Дорогая, как тебе «История одного создания»? Я слышал, что ты однажды осилила два тома за сутки — это впечатляет! — лишь после минутного молчания я поняла, что мужчина обратился ко мне.
— Да… Мне понравилось, — ответ, кажется, не устроил никого, судя по замешкавшейся чете Уизли. Вероятно, они не ожидали такого односложного ответа от заучки Грейнджер, которая поглощала книги со скоростью неутолимого зверя.
Артур продолжал держать издание в руках, усердно перелистывая страницы в поисках чего-то нужного:
— Раньше ты хотела связать свою жизнь с защитой магических существ. Должно быть, эта книга подтолкнула тебя к столь непростому решению? — он не унимался, тормошил меня своими словами. Дядюшка Артур, это не так работает, если вы выбрали тактику поддержания дружелюбного контакта.
— Это было раньше. Сейчас все иначе, — я съежилась от собственных слов, между которыми так и сквозило обреченным унынием. — Сейчас мне кажется, что человек сам не может выстоять против… определенных сил. Я была слишком наивна, когда закрывала глаза на беззащитность тех, кто должен защищать априорно. Это пугает.
Артур понял меня на каком-то бессознательном уровне, судя по легкой улыбке, что озарила его сосредоточенное лицо. Мне это претило, как бы я не сопротивлялась подобным мыслям.
— И какая сфера сможет затмить все твои прежние убеждения?
Я неосознанно хмыкнула, вовремя закрыв рот с почти вырванными ругательствами:
— Расскажу вам в лучшие времена, мистер Уизли, — этого хватило, чтобы закрыть тему.
— Я, пожалуй, вернусь в комнату. Спокойной ночи.
— Я с тобой! Всем сладких снов, — Джинни буквально-таки кинулась за мной вверх по лестнице. Когда мы оказались достаточно далеко от остальных, запыхавшаяся и растрепанная, она заговорила:
— Давно мы не устраивали с тобой наших посиделок. Не пытайся избавиться от меня сейчас, Герм. Я все понимаю, — она ступила в комнату первая, включив свет и зашторивая окно. Я неспешно закрыла дверь.
Ради нее я сделаю это. Вытерплю любовь и заботу. Не оттолкну. И постараюсь держать себя в руках. Передо мной до сих пор стоит ее заплаканная, сгорбившаяся фигура. Отчаянная и загнанная. Я не могу отказать ей сейчас. Не в эту, одну из последних, ночь.
Джинни забралась на кровать, поджав под себя ноги, и выжидающе посмотрела в мою сторону:
— Так и будешь там стоять, как неродная? — я переминалась с ноги на ногу, чувствуя некоторую неловкость и — что самое страшное — новое для меня чувство отвращения. Не к ней. Даже не к себе — не в этой ситуации, как минимум. К самому факту наших новых отношений, в которых львиную долю занимает моя неопределенная отстраненность. И причина ей — последствия моих встреч — прошлых и будущих — с ней.
Тем не менее, мой транс прошел, и я поспешила занять место рядом с подругой, позволяя ей вложить мои нервно дрожащие ладони в свои.
— Я понимаю, что тебе тяжело, милая. Действительно понимаю, — она убрала прядь моих непослушных волос за ухо. Что у Уизли за привычка трогать мои волосы? И смеяться над ними.
— Однако ты не должна закрываться от нас. Мы хотим быть рядом. Правда, хотим помочь тебе во всем. В твоей борьбе с Министерством. И даже с… — Джин опустила глаза, не зная, стоит ли повторять имя этой мерзкой ведьмы при мне еще раз.
Знала бы ты, что у меня в голове оно крутится каждую чертову секунду.
— Джинни, — я сжала ее пальцы в одобрительном жесте. — Я понимаю тебя. Это мило. Честно. Я рада. Но я была бы рада еще больше, если бы ты пообещала мне одну вещь…
— Не смей просить меня оставить тебя! Ни сегодня! Ни завтра! Никогда даже не зарекайся! — Джинни резко схватила меня за плечи, и я уже успела подумать, что мне не избежать ни ее непрошенных слез, ни моей кары за просившиеся слова. Эта девочка умеет смотреть прямо в душу.
Был бы ее брат похож на нее, многие вещи давно стали бы проще. Дело уже в том, было бы мне это нужно при сложившихся обстоятельствах?
Но я взяла себя в руки, сделав самый благожелательный и извиняющийся вид:
— Нет, конечно, Джин. Я… хотела попросить тебя… отрезать мне волосы.
Когда еще я бы сказала эту фразу в более глупом контексте?
Хотя доля правды в ней была — я ненавидела свое отражение в зеркале еще и из-за копны вьющихся, таких неаккуратных и неподдающихся порядку, словно ее собственные, волос. Я не замечала себя — я стала ее тенью. Убить ее за такое мало.
А Джинни будто бы не удивилась, заговорщицки мне подмигнув.
Сейчас я обездвиженно пялюсь в потолок, прокручивая события сегодняшнего вечера. Сон не идет то ли от того, что я довольно много времени провела в царстве Морфея днем, то ли от изводящего все внутри беспокойства. Я не чувствую себя в безопасности. Я готова вздрогнуть от вида собственной тени, звука собственного дыхания, скрипа половиц в моей комнате. Уже нет ничего, что принадлежало бы мне. Все тлеет. Все медленно вытесняется за пределы моей досягаемости.
Ничто не кажется стабильным, когда Беллатриса смеется тебе в спину.
— Ты будешь ждать нашей следующей встречи? Будь уверена, детка, что она принесет с собой много чужой крови.
Она задавливает меня своим заливистым смехом, сжимает в обугленных тисках своего чертова правосудия.
— Ты уже в предвкушении, крошка, вижу по твоим напуганным глазкам!
Мое рваное дыхание рушит тишину лачуги Уизли. Если я не преувеличиваю, оно способно оглушить весь этот мир вокруг.
Я принимаю ровное положение, опираясь на подушку, и прижимаю колени к груди.
— Детка, правильное дыхание — залог здорового организма! Вдох! Выдох! Вдох! — отец провожает меня до самого первого школьного класса, а я еле-еле сдерживаю слезы и дикий страх чего-то нового. Он не отпускает мою руку до последнего, и даже после звонка слегка трепет меня за щеку, вызывая расслабленную улыбку.
Папа, от этой девочки ничего не осталось. Я пуста.
— Нет ничего плохого в переменах, Гермиона. Сейчас — новые дети, новые люди вокруг тебя. Правила и их нарушения. Все случается. Все бывает.
Никто не подумал, что такое может случиться, пап.
— Ты должна помнить одно: сейчас тебе сложно, но это «сейчас» совсем скоро перерастет в новую налаженную систему и уже не будет казаться таким устрашающим. Все плохое только кажется таким, и уходит со временем. Оставляет за собой только знаковые моменты, вспоминая которые мы часто смеемся.
Это не наш случай, знаешь. Вряд ли я буду смеяться по окончании. Вряд ли я буду в целом по окончании. Жива, имеется в виду.
Мысли бывают горькими на вкус.
Скрип двери меня выбивает не просто из колеи, а из самой кровати. Я так пугаюсь, что с шипением лечу на пол, успев схватить волшебную палочку и направить на дверной проем.
Лежа на спине и смотря на дверь вверх тормашками.
— Тебе удобно? — Фред хихикает, не зная, что чуть не умер секундой ранее. Хихикает, не зная, что я чуть не умерла сама от невыносимого страха приближающейся исподтишка опасности.
— Если бы в коридоре было темнее, — я встаю на колени, опираясь лбом о невероятно мягкий — я раньше этого не замечала — матрас, пока Фред прикрывает — это слышно по звуку — дверь.
— Если бы я не смогла тебя разглядеть в первые миллисекунды, — забираюсь на простыни, пряча палочку под подушку, — это не укрывается от его недовольного, но все еще смеющегося взгляда.