— Мистер Уизли, — самый высокий из них незамедлительно отвечает, с ожесточенной серьезностью убирая руку близнеца с плеча своего коллеги. — Думаю, ваша семья не очень хорошо отреагирует на то, что называется «помеха следствию», — он многозначительно кривится в подобии усмешки, и Фред вдруг вспоминает об отце, Билле и Чарли, которые крепкими узами связаны с Министерством магии.
— Думаю, ответственность за мои поступки не должна обременять других членов семьи, не имеющих к этому совершенно никакого отношения, — каждое слово он чеканит с такими сильными эмоциями, что злость невидимыми существами витает прямо в воздухе.
Маг напротив заметно сутулится. Он недовольно хмыкает, будучи наслышанным о самодовольных близнецах, но не находит выхода лучше кроме как попытаться возразить еще раз, используя причину, на первый взгляд, посущественнее.
— Пока следствие не уверено, с чем столкнулось, вам для собственной безопасности лучше… — его и в этот раз безжалостно затыкают.
— Мне абсолютно нет дела до Министерских забот. И о своей жизни я позабочусь сам, но поеду все же с вами.
Ах да, мы совсем забыли, что оболтусы Уизли и безопасность — прямые, что никогда не пересекутся. К ним также можно отнести владение нормами приличия и еще тысячу и одну характеристику порядочного гражданина.
Инспектор сдается, жестом руки отгоняя парня к машине, и поторапливает остальных сотрудников:
— Заносите ее быстрее. Аппарировать в ее состоянии опасно, придется добираться прилично. Мисс Джонси, оставляю вас здесь с Робертсоном и Хаджи, — мужчина кивает головой в сторону опечатанной территории и уже торопиться занять место в кабине скорой помощи:
— Когда соберете всю нужную информацию, отправляйтесь в Мунго. Вряд ли девчонке посчастливится в ближайшие сутки самой попасть в Министерство.
Изабелла кивает головой и, обращаясь к Гарри, тушит сигарету о тарелку на каминной полке:
— Что ж, мальчик, значит, слушай, что я думаю обо всем этом дерьме!..
Фреду не важны эти разговоры, когда она истекает кровью почти у него на руках. Фреду не нужно ничего вообще, когда он придерживает кислородную маску на ее лице и, провожая действия доктора, который вкалывает ей что-то внутривенно, молится.
— Несладко девочке пришлось. Уж не знаю, что там произошло, но не думаю, что она сможет быстро вернуться к нормальной жизни, — мужчина, на вид лет шестидесяти, с ученым видом знатока высказывает свой вердикт, обрабатывая ее раны на руках. Он осторожно проводит пальцем по буквам уродливого — в своей аккуратности — шрама и продолжает: — Хотя я, кажется, забываю, что напротив меня лежит сама Гермиона Грейнджер. Она, быть может, и справится. Но я не очень-то в это верю в принципе.
Озадаченный взгляд Фреда перебегает с одной ссадины на другую и быстро находит предмет ее вечных насмешек, так искусно слившийся с телом. Парень снова хмурится — в последнее время это его нормальное выражение лица рядом с ней — и отворачивается, ощущая, что встретился с чем-то интимным и недозволенным. Фред невесомо дотрагивается до ее щеки, мысленно давая себе пощечину.
— Исчезни, Грейнджер!..
— Бьюсь об заклад, сложности обошли тебя стороной…
Черт возьми, как же она была права, когда называла меня последним подонком и сравнивала с Малфоем.
— Я извиняюсь не часто, Грейнджер…
Но сейчас я готов извиниться миллионы раз, чтобы ты отдала всю свою боль мне.
И ты вновь гордо поднимешь свой прекрасный нос, со мной не согласившись.
Грейнджер, ты такая дура, что послушала меня единственный раз в своей жизни и оказалась в настоящей западне.
Грейнджер.
— Умоляю, будь сильной и в этот раз.
***
Я продираю глаза и чувствую боль от ослепляющего света, наполняющего комнату. Приходится зажмуриться на какое-то время, чтобы снова взглянуть на все ещё живой мир вокруг, оценив собственные шансы на выживание.
Легкая судорога в руке, вероятно, от того, сколько я лежу здесь в одном и том же положении, напоминает о том, что я все еще могу ею шевелить. Хочу медленно поднять кисти перед собой, и не получается. Опускаю голову так, чтобы охватить взглядом нижнюю часть тела. Пошевелиться действительно невозможно: левую руку сковывает гипс, а к правой присоединена капельница с мне неизвестным препаратным содержимым.
Руки худые и бледные. Ссадины и синяки обильно покрывают запястья и тыльную сторону ладони. Впервые я замечаю и тонкие полоски, по форме напоминающие следы от верёвок или наручников. На все это невыносимо смотреть — и осознание того, что эти руки принадлежат мне, вкрадчиво подсказывает перевести взгляд.
Если моему телу, судя по ощущениям, хоть что-то принадлежит.
Рыжая макушка шевелится c левой стороны, и я, наконец, обращаю внимание на что-то ещё кроме внутреннего тревожного чувства.
— Джин, — осторожно зову её, предварительно прочистив горло. — Джинни, проснись.
Услышав мой голос, подруга вздрагивает и подскакивает на месте:
— Герми, — шепчет она, не замечая хлынувших из глаз слез. — Господи, ты очнулась, с тобой все в порядке! — подруга прислоняет свои ладошки то к моему лбу, то к щекам, а я шиплю, вызывая у нее новую истерику и поток извинений.
— С этим я бы поспорила, — сдавленно рычу, когда она неловко задевает несколько зашитых ран. — Сними с меня это, — кивком указываю на капельницу, уже мечтая поскорее отсюда уйти — стены больницы Мунго не узнать невозможно: они давят как-то по-особенному. В них не хочешь находиться больше рассчитанного и сбегаешь при первой же возможности.
Мои возможности сейчас — убедиться в благополучии родителей.
Джинни странно косится на иголку в моей — порядком вспухшей — вене: — Это не так страшно, как ты думаешь. Просто вытащи — я даже ничего не почувствую, — убеждаю её, в нетерпении дергая пальцами. Странно, раньше я не наблюдала за собой этой привычки.
Нервное.
В конце концов, я убила двух людей. Причём одного без помощи магии.
— Джин, милая, мне нельзя здесь долго находиться…
— А что же вам можно, мисс Грейнджер? — в палату буквально врывается женщина, лицо и фигуру которой я смутно, но все же припоминаю. Мы точно не могли встретиться во время войны?
— Как минимум, увидеть родителей. Как максимум, позаботиться об их безопасности, — не сразу я замечаю Гарри и трио Уизли, в неуверенности семенящих за брюнеткой. — И вам привет, мальчики, — произношу торопливо, немного обиженная их странным поведением и непривычной молчаливостью.
Неужели моё лицо настолько ужасно в эти минуты, что вы прячете глаза?
Гарри в нерешительности подходит к моей постели и садится на кресло, поместив мою ладонь в свои тёплые руки. Боже правый, они сидят с Джинни друг напротив друга с такими лицами, будто провожают на тот свет свою престарелую прабабушку. От одной этой мысли становится одновременно и смешно, и не по себе.
Неизвестная стоит у моих ног и цокает каблуком, провожая действия друга отвратительно смеющимся взглядом. Рон и Джордж почему-то остались подпирать дверь плечом, но их присутствие стало мне не так интересно, когда в комнате запахло вчерашним брусничным чаем.
Присутствие Фреда в комнате способна выдать одна моя влюбленность во все, что с ним связано.
Он — в свою очередь — подходит к окну со стороны Джинни и, отодвигая шторку, делает вид, что вдумчиво наблюдает за торопливым ритмом Лондона, хотя сам то и дело бросает непонятные взгляды в мою сторону.
Да, Фред, этот шрам на половину лица, скорее всего, долго будет заживать. Как и все остальные, причинённые, к счастью, не тобой.
Твои глубже, Фред.
Думала я сейчас.
— С чего ты решила, что сможешь им помочь? Ты сделала все, что было в твоих силах, детка, — произносит брюнетка, вертя в руках чёрную зажигалку.
Я непонимающе буравлю её взглядом, пытаясь не разразиться гневной тирадой:
— О чем она говорит? — задаю вопрос в пустоту, находя в выражении ее лица что-то подозрительно пугающее и раздражающее одновременно. Где же я тебя видела, тварь?