— Вы думаете, что меня сейчас интересуют возможные инфекции? — хрипло прошептала я, убирая руки от своего рта.
— Я надеюсь, что тебя это будет интересовать, — он слегка наклонился вперед, всматриваясь в мою лицо, — ты должна прожить это, девочка, и не дать себе утонуть.
Я мрачно смотрела в глаза доктора, заметив свое отражение в стеклах его очков. Мое лицо было избитым, бледным и опустошенным. На лбу тугая белая повязка, опоясывающая мою голову.
Я ничего сейчас не чувствовала. Абсолютную, блять пустоту. Мне казалось, что кто-то отключил мои эмоции и чувства, просто повернув выключатель. Это могло бы быть странным, но сейчас я благодарна за эту передышку. Потому что от первобытного страха, который прочно вцепился в мои внутренности, мое тело сотрясалось неконтролируемой дрожью, а приступы тошноты становились все сильнее и сильнее.
— Бобби? — хрипло спросила я уже зная ответ на свой немой вопрос. Лицо доктора сделалось еще печальнее. Я закрыла глаза, давая возможность слезам свободно скатываться по своему лицу.
Я видела его глаза перед смертью. Он боролся до последнего, но силы покидали его, сменяясь ужасом на лице. И даже тогда он пытался меня успокоить, призывая своим взглядом не сдаваться, как не сдался он, пока они срезали с него кусок за куском.
Горе затопило меня изнутри, и я ухватилась за него, стараясь отойти от собственной боли.
Я плакала от несправедливости, которая забрала жизнь моего друга.
Я плакала от беспомощности, когда смотрела на то, как кровь вытекает из его тела, забирая свет в его глазах, превращая их во что-то мертвое и пустое.
Его сильное, полное энергии тело превратилось в груду окровавленной плоти на том камне.
И я хотела бы всего этого не видеть, потому что его крики до сих пор в моей голове, как и металлический запах крови, который, казалось, намертво въелся в мою кожу.
С меня хватит насилия.
Я больше не хочу ничего, что связано с кровью и смертью.
Мне вкололи сильное успокоительное, перед этим напичкав мое тело обезболивающим, так что теперь я просто смотрела в стену перед собой, молча оплакивая гибель одного из самых лучших стрелков, которого я знала.
Доктор Карсон удалился, проверив мои показатели, но пообещал, что еще зайдет позже, и попросил меня не делать глупостей. Я не могу встать с этой ебаной кровати, интересно, какие глупости он имел ввиду?
Прошло несколько дней, с того момента, как вся реальность обрушилась на мою голову. Я продолжала лежать, не имея возможности встать на ноги, или на одну целую ногу, раз уж зашел разговор о моих конечностях. Конечно, она все еще принадлежит моему телу, но ощущалась чужой и чертовски болезненной. Я слыша, как люди пытались попасть в мою палату, но каждый раз их настойчиво разворачивали обратно. Не уверена, что смогла бы сейчас отвечать на многочисленные вопросы, которые, уверена, появились бы у каждого, так что просто закрывала глаза, притворяясь спящей.
В один из таких дней в палату тихо проскользнула Джессика. Лежа с закрытыми глазами, я слышала, как она плакала у моей кровати, и это чертовски разбивало мое сердце. Я никогда не видела ее настолько подавленной. Ее откровения поразили меня в самое основание.
Конечно, я всегда знала, что она что-то скрывает, и теперь корила себя за то, что не попыталась копнуть глубже, чтобы оказать ей необходимую поддержку.
Каждый день я прислушивалась к голосам за дверью, одновременно надеясь и страшась услышать один единственный, от которого мое сердце замирает и сбивается с ритма. Несмотря на все пережитое, моя зависимость никуда не исчезла.
Но теперь я не уверена, что смогу быть полноправным членом этого общества. Я стала тенью самой себя.
Я стала кем-то, кого пугают чужие касания и кромешная темнота.
Потому что в темноте всегда прятались они.
Те, кто смог разрушить меня до самого основания.
Я так часто плакала, что мои веки ощущались опухшими.
Мне было больно.
Больно моему телу, больно моей душе.
Внутри моей груди все царапало, скручивало и трескалось.
Я хотела бы не чувствовать всего, что они со мной делали, но не могла.
Я бы хотела не помнить того, что они со мной делали, но, блять, тоже не могла. И это настойчиво зудело у меня под кожей, в моей голове и во всем моем чертовом теле.
Мне хотелось снять с себя кожу, потому что она ощущалась тяжелой и совершенно грязной.
В один из дней в моей палате Гектор появился, застав меня в врасплох, если можно так сказать, учитывая мое, прикованное к кровати, состояние.
— Элиза, — кивнул он, усаживаясь на стул, который подвинул от окна.
Я молча наблюдала за тем, как он провел широкой ладонью по темным волосам, взъерошивая их еще больше.
— Я задам банальный вопрос, — он немного помедлил, — как ты сегодня?
— Я не знаю, что тебе ответить, — прохрипела я, осипшим от постоянных слез, голосом, — наверное, лучше, чем вчера, но хуже, чем обычно.
— Разумно, — кивнул он, быстро скользнув взглядом по моему лицу, спускаясь к ноге, все еще подвешенной в воздухе.
— Ты не представляешь, как мне жаль, — тихо произнес он, пожевав нижнюю губу.
— Мне тоже, — прошептала я, чувствуя, как мои глаза вновь наполняются слезами.
— Они все сдохли. Каждый из этих ублюдков. Я не знаю, как это может помочь, но надеюсь, что это принесет тебе немного покоя.
— Вы их нашли?
— Их убили прямо на месте, когда вытаскивали тебя из пещер. Джек, Аврора, отряд Кристофера, все они отправились в туннели, чтобы вернуть тебя домой.
Кровь в моих жилах заледенела. Нет, блять, судьба не может быть со мной настолько жестокой. Мне меньше всего на свете хотелось, чтобы Пол видел меня в том состоянии, в котором я находилась.
— Но мне нужно знать, было ли еще что-то, что они могли упустить?
— Что ты имеешь в виду?
— Они насчитали пятерых. Был кто-то еще?
— Нет, — я прикрыла глаза, тяжело сглотнув ком в своем горле, — их было пять. Поэтому они смогли нас обезоружить. Они сказали Бобби, что убьют меня, если он дернется. Конечно, мы боролись, но у них оказалось наше оружие, так что силы были не на нашей стороне.
— Я ни в коем случае не виню тебя, Элиза, — Гектор вскинул ладонь в воздух, — в том, что случилось, нет твоей вины. То, что ты смогла выжить, уже большая, блять, удача.
— Вы забрали Бобби? — еле выдавила я из своего сжатого горла.
— Да, — хмуро кивнул Гектор, — мы похоронили его.
— Хорошо.
С моих глаз стекали слезы, теряясь в волосах, и я закрыла глаза, сотрясаясь в молчаливых рыданиях.
— Его крики до сих пор в моих ушах. Я смотрела, как они убивают его, и не могла помочь.
Гектор тяжело вздохнул и потер ладонями свое лицо.
— Ты не виновата. Запомни это. Это риск, на который мы идем каждый день.
— От этого не становится легче.
— Я знаю. Поверь мне, я знаю. Я бы хотел забрать твою боль, но не могу. Я могу лишь сказать, что мы отомстили им. Их убили, и убили настолько жестоко, насколько вообще возможно.
— Хорошо, — выдохнула я, облизывая губы, соленые от моих слез, — спасибо.
Гектор поднялся на ноги и немного задержался около моей кровати, словно хотел взять меня за руку, но в последний момент одернул себя и шагнул к двери.
— Поправляйся, Элиза, и ни о чем не сожалей. Я очень надеюсь, что ты найдешь в себе силы.
Я ничего не ответила, просто молча наблюдая за тем, как он вышел из палаты, прикрыв за собой дверь. Как я могу не винить себя в случившемся, когда я должна была бороться настолько, чтобы защитить и себя и Бобби?
Не успела я отойти от визита Гектора, как пришли мои родители. Я не была готова к нашей встрече, потому что всегда чувствовала неодобрение с их стороны, когда решила связать свою жизнь с охотой. Они особо и не скрывали своего недовольства, каждый раз напоминая мне, какую ошибку я совершила. Стоило маме переступить порог больничной палаты, как ее лицо исказилось, а из глаз полились слезы.
— Лиз, — прошептала она, роняя сумку на пол. Отец вошел следом, успев подхватить ее под руку. Его глаза выглядели покрасневшими, а лицо — бледным и слишком серьезным.