У меня больше не было сил разговаривать, и я хотела сказать об этом Стивену, но не успела, потому что он ударил меня по лицу наотмашь, рассекая кожу. Все стало черным. Все как обычно.
***
Эти мучения будут длиться вечно; изо дня в день мне придется поддаваться Стивену все больше и больше. Я одновременно и выигрываю этот раунд и проигрываю. Потому что я не поддаюсь психопату и в то же время знаю, что сил держать себя на ногах скоро не будет.
Я вымоталась и хочу уйти, но не могу оставить Джорджи. Без меня ей конец. Я тоже держусь за нее. Чтобы набраться сил во время пыток, мысленно дотягиваюсь до нее и сжимаю в крепких объятиях. Говорю ей, что не позволю умереть. Говорю, что она вернется домой невредимой. Лгу ей каждый день об этом.
...
Когда Стивен бросил меня на пол клетки, я с трудом моргнула и вдруг поняла, что моя голова уже на коленях Джорджи. Она нежно убрала окровавленные волосы с моего лица. Поет песню, пытается успокоить и утешить меня. Или себя – неважно. Я не слышу слов. Я слышу только равномерный звон, шум крови, текущей по венам. Чувствую запах гниющего сена и ржавчины.
Сколько дней я смогу выдержать?
Когда нас найдут?
Я чувствую, что уже нет сил бороться. Джорджи борется, а у меня не хватает духу. Стивен вытряхнул из меня все, что мог. Прошло три дня с момента похищения. Три дня с тех пор, как он ранил меня впервые. Дни превратились в недели. Еще немного и я забуду о течении времени.
Справа вдруг раздался скрип: Стивен отпер клетку и поставил на бетонный пол металлический разнос с едой. Он лишь потому кормил нас, что боялся, что мы умрем до того, как он наиграется. По той же причине он зашивал меня и накладывал на раны повязки.
Чудовище.
Джорджи пошевелилась и слабым голоском шепнула:
- Кая, ты должна что-нибудь съесть.
В восемь лет дети действительно сообразительные. Мне повезло, что у меня есть Джорджи, маленький сгусток надежды на лучшее, с кудряшками и испуганными глазами. Я согласно кивнула, и, прикладывая немыслимые усилия, попыталась сесть. Джорджи, увидев, что я двигаюсь, быстрыми движениями отползла к двери клетки и через секунду уже подтянула ко мне разнос.
Я приказала рукам действовать, но они не шевелились. Приказала энергии направиться в пальцы, чтобы взять плошку с бульоном и сделать глоток. Джорджи будто читает мои мысли. Она взяла плошку и осторожно поднесла к моим губам. Я сделала глоток, прикрыв веки.
Я одновременно хотела и не хотела знать, о чем она думает. Надеюсь, она думает, что выберется; что прутья клетки перестанут угрожающе сдавливать пространство, превращая его в место, откуда нет выхода. Но, думаю, что глядя на меня, на мое испещренное ссадинами лицо, на пропитанный кровью свитер, прилипший к телу, на покореженную ногу, она перестала уже надеяться. Она не верит, что выживет.
- Выпей, Кая, - прошептала она. Пластмассовые края коснулись губ, и я открыла рот. Сделала глоток, с успехом поборов приступ тошноты – бульон вместе с кровью попал в желудок.
Она забрала посудину из моих пальцев, отставила на разнос, и вновь опустилась на пол. Притянула меня к себе, уложила голову на колени и погладила по голове. Я всегда гладила ее по голове перед сном после сказки. Когда уверяла, что чудовищ не существует.
Лгунья, лгунья, лгунья.
Джорджи, казалось, совсем на меня не злилась. Она больше не спрашивала, когда мы выберемся. Она не спрашивала, что со мной делает Стивен. Она все время выполняла автоматические действия. Я думаю, она спряталась. Думаю, у Джорджи в голове есть безопасное местечко.
Это хорошо.
Пусть остается там. Пусть не спрашивает, почему нас все еще не нашли. Пусть не спрашивает, где мама и папа. Пусть молча гладит меня по волосам, слипшимся от пыли, пота и крови. Пусть не плачет. Пусть продолжает смотреть на меня пустыми кукольными глазами.
Потому что когда она выберется, она вернется в сознание и будет в безопасности.