- Ты хочешь, чтобы я сдалась, но не для разговора. – Брови Стивена нахмурились. Глаза наполнились противоречивыми эмоциями страха и сомнения. – Что с тобой случилось в тюрьме? Что случилось, когда заключенные узнали, что ты сделал с пятнадцатилетней девочкой? Что случилось, когда они поняли какое ты ничтожество? Как быстро ты сдался?
Одним стремительным движением он оказался рядом и схватил мои волосы в кулак. Я едва не вскрикнула. Плечи рывком отстранились от стола, вместе с этим напрягся пресс и на животе полопались швы. На мгновение я решила, что заплачу, но затем в глазах все прояснилось, и я увидела, насколько близко ко мне лицо Стивена. Наши носы почти соприкоснулись. Я увидела его длинные ресницы и глубоко посаженные красивые глаза. У него утонченные черты лица. Как у художника. Как у человека, который живет искусством. Как у человека, который насилует и убивает девочек.
- Ты хочешь утешить себя мыслью, что никто не сможет выдержать пыток, - прошептала я, и его взгляд мгновенно метнулся от моих губ к глазам. – Хочешь знать, что на твоем месте так поступил бы любой – сдался.
Я не договорила, потому что рот Стивена накрыл мой, и я сжала губы до боли. Почувствовала укус, но не отступила. Стивен отстранился и слизнул с моей нижней губы кровь.
- Даже если бы ты сдох в тюрьме, - сказала я, - все равно люди не стали бы тебя меньше презирать. И даже если бы кто-то улыбнулся тебе или поприветствовал тебя, это было бы из жалости. Потому что ты ничтожество и всегда таким был.
Его кулак врезался в мой висок. Голова дернулась в сторону, и я снова подумала, что заплачу. Перед глазами поплыли круги, но слез не было. А даже если бы были, я бы не остановилась. Я буду продолжать. Молчать. Выводить его из себя. Главное – не сдаваться и не играть по его правилам.
Главное не умереть.
- Ты смотришь на меня свысока даже сейчас?! – он приставил к моему горлу нож. Я затаила дыхание и не шевелилась. Смотрела, как сумасшедшие глаза Стивена едва не вылезают из орбит. Слушала, как его дыхание стало прерывистым, когда проглатывая окончания, он пробормотал: - Ты сдохнешь и никто не найдет твое тело.
Я не шевелилась, потому что одно неаккуратное движение и мне конец. Я все еще не дышала. Если сделаю вдох – это будет его выдох; полный ненависти и желания причинить мне боль. Пусть он выговорится.
И он с удовольствием продолжил, продолжая вжимать в мою тонкую кожу на горле нож.
- Это вы виноваты. Маленькие девочки с хорошенькими улыбочками. Никто не замечает меня. Никто никогда не смотрел на меня.
- В тюрьме тебя многие заметили. Готова спорить, замечали каждую ночь.
Стивен набрал полную грудь воздуха и выдохнул сквозь стиснутые зубы.
- Как же мне заставить тебя замолчать? – он сделал вид что задумался, хотя я знала: план давно готов. Стивен все заранее продумал, ведь именно меня он винил во всем случившемся. Наверное, каждую ночь в тюрьме на протяжении года он мечтал сотворить со мной страшные вещи. И его рот растянулся в совершенно сумасшедшей усмешке:
- Может отрезать тебе пальцы рук? Или может сломать каждый палец по отдельности? – Он склонил голову набок, наблюдая за моей реакцией. – А когда кости срастутся, я их вновь сломаю. И так снова и снова.
Он думает, что сможет жить на этом заброшенном складе вечно? Весь город рыщет в поисках этой крысы, сбежавшей из тюрьмы.
- Вижу, о чем ты думаешь, - с усмешкой протянул Стивен, постучав лезвием ножа по краю металлического стола. – Думаешь, тебя найдут. Кто-нибудь примчится к тебе на помощь. У меня для тебя новость: никто и не собирается спасать тебя. И никто никогда не найдет твое тело, которое я порежу на кусочки.
Как я и думала: он много фантазирует на эту тему. Я не показала, что боюсь. Возможно, я даже и не боюсь. Уже не знаю.
Он осторожно провел ножом по моим скулам и вниз. А я не отводила взгляда от его бешеных глаз. Они впились в меня, недоумевая. Он не хотел задавать вопрос вслух. Не хотел показывать очевидное любопытство.
Почему я не боюсь?
Я разлепила сухие губы. Сделала глубокий вздох. И медленно произнесла:
- Если я испугаюсь тебя, то проиграю.
И зажмурилась до боли.
Папа. Мама.
Я не боюсь.
Страх лишь в моей голове. Или я в голове у страха. Он настолько обширен, что я не чувствую его.