Что она несет?
Леда отшвырнула мой пистолет в сторону, будто какой-то ненужный хлам, и достала из кармана своей куртки с меховым капюшоном большой охотничий нож в кожаном чехле. Я посмотрела в сторону пистолета, хоть и знала, что ни в коем случае не стану стрелять в Леду. Я должна ее спасти. Эта мысль почему-то прозвучала ее голосом.
Она тем временем продемонстрировала свое оружие, вытащив нож из чехла.
- Взгляни, Кая. Это лучше, чем твоя бесполезная игрушка. Он не дает осечек. Больно не будет. Может, лишь минутку. – Ее взгляд ласкал лезвие, словно лицо возлюбленного. Утро, просачивающееся в квартирку детектива Дина, было невзрачным и серым. Вещи казались темнее, чем они были на самом деле, купались в тенях. Но ее лицо - оно было выткано из золотых и серебряных нитей. Было бесстрастным, когда смотрела на меня, и любовным, когда смотрела на него. Я - лишь работа, а ее оружие - часть ее самой.
Она внезапно призналась:
- Отец подарил мне его во время охоты. Сказал, скоро наступит время его использовать, но я не хотела. Я спряталась в подвале в охотничьем домике. Далеко-далеко в лесу, в самой чаще. Деревья там кажутся синими, как вздувшиеся вены на руках и ногах. Я пряталась. Я пряталась, да, но всегда знала правду. - Она протянула последнее слово, переломив его посредине: «прав-ду». - Папа всегда любил меня.
- Ложь, Леда, - тут же твердо возразила я. Я просто не желала ей потакать, идти на поводу и говорить что да, он тебя любил, Леда. Да, это была любовь - когда он тащил тебя за талию к маленькой кроватке, заправленной розовым с рюшами покрывалами. Да, он тебя любил, Леда, поэтому делал тебе больно. Я не хотела и не собиралась ей лгать. Может потому, что надеялась, что правда причинит ей больше боли, чем ложь. Может я и хотела причинить ей боль. Потому что такой же маленький монстр, как и она сама.
Потихоньку возвращался слух, и я вновь услышала жужжание мух, кружащих над разлагающимся трупом детектива Дина.
– Твой отец не любил тебя. Он никого не любил. – Она распахнула рот в беззвучном крике. Сжала нож в пальцах так, что на запястье выступили вены. Это ее выражение - выражение беспомощности, мелькнувшее в голубых радужках - вновь напомнило мне о той девочке Леде Стивенсон, которая ходит ссутулившись, облачается в лохмотья, чтобы не привлекать внимания, и прячет взгляд, чтобы с ней никто не заговорил.
- Ты придумала себе эту любовь, - безжалостно продолжила я, ища ее взгляд, метнувшийся от меня к полу, - ты ее придумала, чтобы оправдать каждый его омерзительный поступок.
- Нет, нет, нет… - Леда покачала головой, прикрыв кулаками уши. Нож в ее сжатой ладони, находящийся близко к белой щеке, заставил мое сердце на мгновение остановиться. А затем, когда она вновь опустила руки, забиться вновь. – Мой папа любил меня.
- Как он тебя любил? – спросила я. – Он любил тебя так сильно, что ты пряталась в шкафу?
Да, я такой же монстр, как и она. Потому что изо всех сил пытаюсь достать ее настоящую из недр подсознания, но никак не могу добраться так глубоко. Не могу найти тот самый рычаг, или веревку, или хоть что-нибудь, что выбьет у нее из-под ног землю и Леда перестанет чувствовать себя такой уверенной. Копая внутри нее траншею, я сама погрузилась в грязь. И эта грязь брызнула мне в лицо и на руки, так вовремя напоминая, что Леда Стивенсон приняла на себя мой удар. Если бы Дэйзи Келли не сбежала из ада, на месте Леды Стивенсон была бы я. Это я могла бы прятаться в шкафу от страшного чудища, от которого на самом деле нельзя спрятаться.
Да, могло случиться что угодно. Олива могла не выйти за Джека и не родить Леду. Или Берд Келли никогда бы не подселил на чердак паренька по прозвищу Ди. Или паренек с чердака никогда бы не влюбился в Дэйзи. А может Дэйзи сбежала бы от Джека Стивенсона, но перед этим ей и Оливе удалось бы убить монстра. Если бы. Если бы то, если бы это. Но правда, на самом деле, заключается в одном: мы сами выбираем кем становиться.
- Леда, - я сделала небольшой шажок в ее сторону, сосредоточившись на всех ее движениях. Она не заметила моего приближения, погрузившись в свои мысли, рожденные моими словами. – Ничего страшного, если ты боишься. Ничего, - повторила я, сделав еще один шажок. - Я смогу тебя защитить. Обещаю.
- Ее никто не может защитить, - внезапно она очнулась и сфокусировала на мне взгляд, и я застыла на месте, не двигаясь и не дыша.
Почему она сказала о себе в третьем лице?
- Давай поговорим, Леда, - мягко предложила я. Таким же тоном я упрашивала семилетнего мальчика закатать рукав рубашки, чтобы сделать ему прививку. Пришлось всучить ему небольшого белого единорога с пушистым хвостом, чтобы он на мгновение отвлекся. – На самом деле ты ведь не хотела никого убивать, верно? Ты хорошая девочка.