Я поежилась на сидении, сжав руль обеими руками.
Я не хочу быть здесь.
Я не хочу это помнить, потому что эти воспоминания приведут к другим. Звенья цепочки тесно скреплены между собой, и Ной Эллисс – сладкий десерт перед обжигающей пыткой.
Я вжала педаль газа в пол и зажмурилась.
Отовсюду послышались возмущенные сигналы машин. Крики людей: «Проезжай!» и «Горит зеленый!». Вновь сигналы.
- Я не хочу здесь быть, - громко и отчетливо сказала я, зажмурившись.
- Ты можешь быть где угодно.
Я резко распахнула глаза и посмотрела в сторону Ноя, сидящего на соседнем пассажирском сидении. Раньше его там не было, но теперь - вот он, такой же, как и всегда. Все в той же, знакомой мне, домашней одежде: в шортах с бананами, шерстяных носках, зеленой толстовке фирмы «Найк» с капюшоном. В руках он держал большой полупустой пакет разноцветных мармеладок в форме животных.
- Забери меня отсюда, Ной. – Мой голос принадлежал мне шестнадцатилетней. Голос испуганной девочки. – Забери меня, пожалуйста.
Он закинул в рот целую жменю мармеладок, едва не облизав ладонь, и произнес:
- Просто сверни на другую дорогу, Кая. Ты сама можешь выбирать. Это же твоя коробка воспоминаний. Выбери то, которое нужно.
- Я просто не хочу быть здесь. Мне ничего не нужно, - поспешно сказала я, дрожа от страха и ужаса. Я посмотрела через ветровое стекло, и увидела, что машина уже стоит не на дороге, заполненной автомобилями, внутри которых раздраженные водители ругали меня разными словами. Сейчас БМВ был окружен дымом и запахом гари. Он проник сквозь выбитые стекла, стал оседать на стенках горла смрадом горящих тел, с рвением вырезал кровавые узоры на глазных яблоках.
Ной покачал головой:
- Нет, Кая, это не так работает. Ты здесь потому, что у тебя возникли вопросы. А найти ответы ты можешь только в своем прошлом. – Он наклонился, прикоснулся к моей щеке своей рукой, от чего я дернулась, помня, что там следы крови Леды Стивенсон, и затем поцеловал в лоб с улыбкой. – Перед смертью жизнь всегда пролетает перед глазами, помнишь?
Мое сердце забилось быстрее.
Я не хочу.
Но коробка, в которой хранились воспоминания, уже была открыта. Ящик Пандоры извергал наружу ужасы прошлого, в которых я участвовала, но которые начисто позабыла. У меня было слишком много ужасов, чтобы помнить их все. Но они хранились на самом дне ящика. Пыльные и старые. И вот, когда щелкнул замок и откинулась крышка, они разом вынырнули наружу. Яркие кошмарные детали обнажились.
Наверное, я истекаю кровью, подумала я, но уже не могла сосредоточиться на физических ощущениях. Я летела в космосе. Меня окружали белые точки – мои воспоминания. Они светились, будто были чем-то волшебным и таинственным, но это ложь. Мои воспоминания не были хорошими. Они все были плохими – все до единого. Особенно те, которые сверкали ярче и краше остальных.
Одним из таких ярких и болезненных воспоминаний был Ной Эллисс. Все, что было связано с ним, на протяжении нашего общения всегда причиняло мне боль. Просто видеть его, чувствовать его запах (от его куртки всегда пахло морозной свежестью, а от него самого мятными леденцами, а иногда даже клубничным мороженым), было больно. У меня в груди всегда что-то тревожно звякало, стоило увидеть его светлую голову в толпе, и все сжималось, как только мы встречались взглядами. Его голубые глаза были пронзительными, изучающими и хуже всего – понимающими.
Ной Эллисс всегда вызывал во мне смешанные чувства, просто раньше я этого не помнила. Сейчас, глядя на всю картинку целиком, я поняла, что просто боялась его. Боялась, что если задержусь рядом с ним на минутку-другую, если позволю разговору затянуться, если позволю коснуться своей руки, все вспомню. Страшные вещи, о которых не хочу помнить. Кроме страха я чувствовала вину. Он всегда входил в распахнутые двери моей палаты с обаятельной усмешкой на губах. Постоянно надеялся, что я вспомню его, но я даже не пыталась. Я смотрела не него безучастным лицом и не могла взять в толк, почему он приходит, ведь я сказала, что не могу вспомнить. Разве мы знакомы? Разве мы друзья? А были ли у меня вообще друзья?