Да… будь у меня возможность запомнить лица хотя бы всех знакомых мне людей, я не стала бы запоминать его лицо. Лицо еще одного монстра. Слишком, слишком много монстров в моей жизни. И он был недоволен тем фактом, что кто-то посмел проигнорировать его точеный профиль, изогнутые брови, голубые глаза, гипнотизирующие ледяным взглядом. Но несмотря на это отлично контролировал, внешне оставаясь спокойным. Лишь скосив глаза на его руки, привлекшие мое внимание движением, я увидела, как он сжал кулаки, желая припечатать мою кожу стальным ударом.
Несмотря на то, что я слишком хорошо помнила боль от ударов кулаков, несмотря на то, что слишком яркими, даже четыре года терапии, были воспоминания о содранной заживо коже, сейчас меня волновало лишь одно: я не знаю его, но он знает меня. По крайней мере, он знал мое имя и был в курсе, что я буду проезжать по той дороге. Он знал, что я остановлюсь, чтобы помочь испуганной девочке, похожей на цыпленка.
- Ничего страшного, Кая, - вдруг услышала я сквозь размышления, и рванула головой в его сторону, царапнув щеку жесткой тканью рубашки. - Я не удивлен, что твоя приемная мать ничего обо мне не рассказывала.
Моя – кто?
Заявление, произнесенное понимающим, снисходительным тоном потрясло меня так, что я не успела спрятать вопрос, мелькнувший на моем лице. Незнакомец успел его увидеть и спросил:
- Значит ты действительно ничего не знаешь.
Чего не знаю?!
Я хотела, чтобы он прекратил задавать свои вопросы и начал отвечать на них. Я в ступоре продолжала прокручивать в мозгу лишь два слова: «приемная мать». Они все звучали и звучали в ушах, как у заключенного в голове звучит смертный приговор.
Мягкие губы незнакомца под моим пристальным взглядом растянулись в улыбке, и я почувствовала себя так, будто против воли дала ему полезную информацию, которую он может использовать против меня. Появилось опасение, что неосознанно я дала ему рычаг давления и раскрыла карты.
Чего я не знаю? О чем он говорит?
Он расправил плечи и склонил голову набок, а затем прошелся: три шага туда, два назад, два туда, три назад – и только потом принял решение и бодрым голосом произнес:
- Да неважно. Я все расскажу тебе, пока ты здесь. И думаю, мы поймем друг друга с полуслова. Важно лишь то, кто ты, Кая. И что ты. Ты такая же, как я, малышка. Ты моя.
Мысли слой за слоем укладывались друг на друга. Сперва я запечатлела странные заявления «ты моя», «важно что ты», «ты такая же как я».
- Это еще один психопат, - очевидная правда забрезжила где-то в сознании, и тут же сверху на нее огромным и тяжелым слоем накинулось дурное предчувствие, которое, как шлюз, перекрыло остальные мысли. Он знает что-то, чего не знаю я. А значит я заведомо в проигрыше. И только потом, через несколько секунд, в течение которых я стояла вытянув руки над головой и обхватив пальцами цепи, я поняла что даже не хочу знать.
Я твердо сказала:
- Мы не знакомы. И я ничего не знаю. Отпусти меня.
- Знаешь, черт тебя дери! - отрезал незнакомец, и маска спокойствия с него спала тут же, и я едва не подалась назад, подчиненная чувству опасности. Лишь дернула цепями и грот, рожденный ими, вывел меня из оцепенения.
- Ничего. Я. Не знаю. - Я говорила членораздельно и медленно, чтобы до него дошло. - Немедленно отпусти меня.
- Ну что ж, малышка, думаю, мне не сложно ради тебя расставить все точки над «i». Надеюсь, тогда ты все поймешь, ведь ты далеко не глупа. - Он так ухмыльнулся своей белозубой улыбкой, будто в том, что я не глупа была его заслуга. И выглядел при этом таким самоуверенным и самовлюбленным, что мне хотелось сказать что-нибудь, чтобы стереть начисто это выражение. Типичный нарцисс. Но, повиснув напротив него на цепях, я едва могла удовлетворить отчаянное желание разбить ему нос, ударить в солнечное сплетение или вырвать руки из суставов. Я смахнула с себя видения, покрывшие здравый рассудок, будто липкий иней, и услышала: