Глядя, как она на пошатывающихся ногах, словно подбитое животное, идет к железной двери, я невольно вспомнила первое ноября. Тогда изможденным голосом я пообещала Ною больше не бороться за свою жизнь. И за жизни других тоже. В ту секунду я действительно так думала, но уже на следующий день поняла: хоть я и мертва, но Аспен нет. И Кира нет. И Леда Стивенсон.
Я повернула ключ в замке зажигания, собираясь уехать и оставить Киру в покое (может она наконец-то примет душ и переоденется), но заглушила двигатель, когда увидела, как следом за ней в подъезд скользнула тень. Мои внутренности свернулись в клубок, потому что это был высокий мужчина в твидовом костюме и пальто – ее отец.
Я мигом вспомнила свои слова сгоряча сказанные Кире: «Ты можешь попросить своего отца разобраться. Уверена, он сделает все возможное, чтобы выполнить любое твое желание». И следом за этим я вспомнила лицо Аспена, когда он говорил, что отец Киры не просто всеми уважаемый профессор, а самый настоящий монстр.
Я посмотрела по сторонам, почему-то подсознательно ожидая, что за мной следят, затем проверила, наблюдает ли блондинка со своего балкона за квартирой Аспена, и стянула с себя халат, оставшись в черной водолазке облегающей фигуру. Захватив ключи от машины, я направилась быстрым шагом к окнам, стараясь не ежиться от ветра.
К счастью я была достаточно высокой, чтобы допрыгнуть до выдвижных ступеней. Отличие этой пожарной лестницы от нормальной было в том, что ее никто не использовал по назначению. Все петли заржавели, со ступеней, прямо мне на лицо, осыпалась ржавчина. Единственное ее предназначение – сад домохозяек. Здесь стояли горшки с цветами, способными выдержать сильные холода. В одной из кадок, стоящей прямо с моей левой ладонью, росли синие пушистые колючки. Забираясь коленями на ступеньку, я задела запястьем одну из них и, почувствовав резкую боль, раздраженно отодвинула от себя горшок. Выпрямившись, я отряхнула ладони друг о друга, а затем стряхнула с коленей пыль и ржавчину и, словно я здесь частый гость, стала подниматься к кухонному окну квартиры Аспена.
На секунду я усомнилась в своем здравомыслии, но затем вспомнила, что за Кирой охотится психопат; вспомнила, как Аспен переживал за ее жизнь, за жизнь каждого кого не мог уберечь. А затем остановилась у большого окна, стекло которого с внутренней стороны было полностью задрапировано черным материалом.
Что теперь?
Я посмотрела по сторонам, будто у меня был огромный выбор, и, быстро приняв решение, наклонилась к лоджии, обнесенной железными прутьями. На балконе валялись детали от машины, колеса и сломанное кресло, которое Аспен, я поняла по замотанной скотчем ножке, хотел починить. Ухватившись обеими руками за прутья решетки на балконе, я подергала ее, проверяя выдержит ли она мой вес.
Если Кира и ее отец увидят меня на балконе, я скажу, что уже здесь была. Никто даже не подумает, что я перелезла сюда с пожарной лестницы. Это довольно трудно даже для меня.
Несмотря на ветер, пронизывающий насквозь все тело с головы до ног, меня бросило в жар и даже ладони вспотели. Волосы, стянутые в хвост, трепыхались вокруг моего лица как черный изорванный парус. Я сосредоточилась, злясь, что не могу просто забраться в окно. Продолжая держаться обеими руками за железные перекладины, поставила ногу на нижнюю и на мгновение повисла в воздухе. На секунду мне показалось, что я сорвусь вниз и мгновенно умру, но в следующую секунду моя вторая нога с грохотом ударилась о металлический каркас балкона Аспена.
Вцепившись в решетки, я зажмурилась, ожидая, когда на балкон выйдет Кира или ее папаша, но никто не вышел. Это навело на определенные мысли. Вдруг сейчас профессор Джеймис-Ллойд избивает дочь до смерти? Или швыряет в нее предметы? Или насилует? Аспен никогда не вдавался в подробности того, что случилось с его бывшей девушкой, а я и не спрашивала. Но сейчас я хотела быть готовой ко всему.
За моей спиной выл ветер. Ладони и лицо уже онемели от холода, но под мышками и на спине выступил пот. Подтянувшись, я тихо перепрыгнула через железную ограду балкона и присела под окном. Осмотрелась вокруг себя на предмет оружия и, крепко сжав молоток, осторожно подобралась к двери и заглянула внутрь.
Сквозь щель в тяжелых темных шторах я увидела широкую кровать, и поняла, что это комната Аспена. Осторожно приоткрыв дверь (благодаря растянувшейся пружине в замке, было не заперто), я скользнула внутрь, сжимая заледеневшие пальцы вокруг деревянной ручки молотка.
Комната Аспена была ему под стать: неряшливая и «разобранная». Было видно, что он проводил здесь мало времени и пользовался только кроватью – на ней по-прежнему валялось смятое покрывало, а подушка хранила отпечаток его головы. По поводу того, что здесь было мало его личных вещей, я испытала смешанные чувства, частью которых было облегчение.