- Что ты с ней сделал?
- Мой отец ничего со мной не делал! – рявкнула Леда из своего угла. Я опешила, услышав стальные нотки. Джек подарил ей одну из своих снисходительных, трофейных улыбочек:
- Правильно, малышка.
Теперь его неряшливое «малышка» заиграло новыми красками, и я уставилась на двуногого монстра перед собой во все глаза. Не могла отвернуться, хотя очень хотелось. Что же это за существо, которое могло так поступить со своей собственной дочерью?
- Тебя посадят, - сказала я. Но хотелось мне совсем другого. Замотать на его шее цепь и душить. И чтобы он валялся на полу в своей собственной крови. Он хмыкнул на мои слова, но ехидная улыбочка меня не остановила. - Когда тебя посадят за растление своей собственной дочери, в тюрьме ты встретишь таких же уродов, как ты сам.
Наконец-то мои слова произвели на него впечатление, и улыбка дрогнула на изогнутых губах, утратив немного ослепительности. А затем, когда исчезла его тень, он, сглотнув, спокойным голосом заверил:
- Ты абсолютно ничего не знаешь, Кая. Ни обо мне, ни о моей дочери. Я ее не трогал.
- Скажешь об этом в суде.
Джек тихо рассмеялся:
- В суде? - его тихий смех перерос в хохот. - Из-за такой ерунды?
Ерунды?
А затем Джек резко перестал смеяться и подошел ко мне почти вплотную, и чуть склонил голову вперед, чтобы наши лица были на одном уровне.
- Я убил очень многих. - Змеиное шипение холодком прокатилось по открытым участкам моей кожи: по лицу, шее, предплечьям. И слушая это страшное шипение, я затаила дыхание. - Очень, очень, очень многих, моя милая малышка Кая.
И вдруг, договорив, Джек резанул меня по животу неизвестно откуда взявшимся ножом. От удивления я вскрикнула и подалась назад, а затем почувствовала боль. К резинке штанов скатилась кровь - я почувствовала, как она, как ранее в моих фантазиях блевотина, впитывается в рубашку.
- А? Ну что? - выкрикнул Джек, дергая меня за рубашку вперед и затем в стороны. Верхние пуговицы полетели во все стороны, и, услышав их звон, я услышала голос Стивена: «Какое идеальное тело! Идеальное у тебя тело, мисс Айрленд, как жалко его портить, но что ж поделать?».
- Так тебе нравится больше? - спросил Джек, приставив нож к моей груди. - А это что? Татуировка? У тебя есть татуировка?
- Убери свои проклятые руки от меня.
После этих слов последовал новый порез, совсем небольшой - так, царапина, по сравнению с тем, что мне пришлось во множестве раз пережить ранее. Но даже эта царапина была болезненной, потому что сквозь нее вытекала не только моя кровь, а еще - воспоминания: о Джорджи, о моих первых днях, проведенных в аду, о Стивене Роджерсе.
- Когда Дэйзи впервые меня отвергла, я просто слетел с катушек и забрал первую попавшуюся. Ее звали Мартина Грейс. Я бы не узнал ее имени, если бы о ней потом не говорили в новостях. - Джек склонил свою уродливую голову с таким видом, будто видел ее во мне. - У нее были черные волосы. Прекрасные черные волосы. И удивительные, проницательные глаза. Она была похожа на тебя.
- И что ты сделал? – спросила я, хотя уже обо всем догадалась. Мне просто нужно было услышать свой голос и убедиться, что он не дрожит от страха получить новый шрам, я хотела убедиться, что сама не дрожу от страха. Ведь сквозь эти небольшие раны, сквозь разорванную рубашку, сквозь мою кровь, вырывается память.
- Я просто вырвал ей сердце. Потому что не стоит трогать мое сердце! – вспылил он, схватив меня за воротник. Я пошатнулась, но не стала его бить. А Джек, кажется, забыл, что находится в опасной близости от моих ног.
- Она ничего тебе не сделала, ведь так? – спросила я в его лицо. Оно было совсем близко. У Джека были едва заметные морщинки на лбу и в уголках глаз. Он так широко распахнул их, вглядываясь в меня, что я заметила лопнувшие паутинки сосудов. А еще - его животный страх. Потому что, прорезав во мне дыру, Джек разбередил и свои похороненные воспоминания.
Он прошипел:
- Она оскорбила меня.
- Ты убил ее просто так. Потому что у тебя комплекс неполноценности.
Джек оттолкнул меня, а затем обрушил на мое тело несколько мощных ударов, будто я была всего лишь боксерской грушей, а не человеком, и не чувствовала ударов. Но я чувствовала каждый удар, чувствовала, как внутри меня взрываются клубки боли, спрятанные под кожей до поры до времени. Время пришло, и Джек будто знал об этом. Он бил меня нещадно, бил с такой силой, что мне показалось, я могу и сознание потерять. А может быть и умереть от кровоизлияния. Больнее всего было, когда его кулаки ударяли в грудь, и я думала что вот-вот, и кости сломаются и проткнут сердце. Это продолжалось, и вот уже под моими веками вспенились слезы. Я бы сжалась в комок от боли, но была вытянута на цепях как бесполезный кусок мяса, у которого есть силы лишь задыхаться. Из горла против воли вырвался стон, но я задушила его тут же. Откинула голову назад и рассмеялась. Смеяться было больно: болели и живот и грудь, но я не могла остановиться.