–Тысяча трудностей за тысячу дней. Полностью отремонтировав имевшиеся в ангарах корабли защиты и транспортники, мы провели самую отчаянную операцию – маленький флот изменил траекторию полета астероида. Замечательная штука гравитация, а ее отсутствие – в особенности. Достаточно небольшого усилия, чтобы поменять траекторию тысячетонной глыбы. Гораздо труднее было провести ее через Нуль-Врата. Хвала автономным системам и компьютеру на борту. – нахлынувшие воспоминания вызывают слабую улыбку. Внезапно повернувшись, он выдал на высокой ноте: – Дать рождение новому миру!
ОЗЕРОН. Последняя высадка.
Протяжный писк оповещает о входе в атмосферу – начинается финальная часть программы. Быстро проверив крепления и затянув потуже ремни, он сосредотачивается на альтиметре – до точки десантирования остается пара тысяч метров. Тысяча. Быстрый стук сердца отсчитывает каждый метр. Триста. Сгруппировался. Сто. Серая масса туч снаружи выглядит враждебно, но времени на раздумья больше нет. Проверка гермошлема. Ноль. Крепко сжимая рукоять, он рванул рычаг на себя.
Дикий рывок поднимает кресло вместе с пилотом на несколько десятков метров за секунду. Серебристое тело аппарата мелькнуло под ним. Мгновение в высшей точке – и вот неумолимая сила гравитации тянет вниз. Быстро открепив ненужное более кресло, Тридцатьседьмой раскидывает руки, наслаждаясь свободным падением. Мутная облачная пелена кончилась и вместо нее под ним теперь расстилается бесконечная золотисто-белая пустыня.
Медленно считая до двухсот, он с тревогой рассматривает открывшиеся просторы, пока не замечает то, что искал – одинокую скалу. Внутренне сжимаясь, он дергает за кольцо. Ремни больно впиваются в грудь, от резкого толчка запрокидывается голова. Купол парашюта раскрывается как в замедленной съемке.
Приземлившись, не смотря на все попытки лавировать, метров за триста до камня, Тридцатьседьмой растирает ушибленные ноги. Сняв гермошлем, он вдохнул пыльный воздух – до начала бури считаные часы, вскоре она дойдет и до Резиденции. Нужно спешить, иначе весь план сорвется.
Быстро доковыляв до скалы, он притронулся к одному из выступов и, как обжегшись, отдернул руку. Посасывая уколотый палец, он ждет тридцать секунд – анализатор сравнивает взятую кровь с имеющимися данными. Трещина бесшумно зазмеилась по высушенной поверхности, открывая полое нутро камня. Радуясь, что лет сто назад догадался сделать по всей планете такого рода тайники, он заглянул внутрь. Легкая улыбка – все необходимое на месте и отлично сохранилось.
Вколов лошадиную дозу стимуляторов, Тридцатьседьмой прислушался к телу – всякая боль ушла, чувства обострились. Время действовать! Быстро надев маскировочный халат, он проверил боезапас снайперской винтовки с усыпляющими дротиками . Последний элемент – портативный нейротранслятор, которым он обычно пользовался для «вдохновения». Не столь мощный, как в Академии или на Станции, но при помощи транквилизаторов можно добиться необходимого эффекта. Вскоре начнет темнеть, так что лучше сразу надеть линзы для ночного видения.
Затянув потуже лямки рюкзака, Тридцатьседьмой сверяется с компасом. Оглянувшись на надвигавшуюся бурю, он резво побежал в сторону Резиденции.
Игемон сотни раз видел закат в пустыне, но никогда не переставал восхищаться этим зрелищем. Вот и сейчас он стоит на широком полукруглом балконе беломраморного загородного дома, и любуется, как огромный тускло-красный диск неторопливо, словно древняя черепаха с островов Согапгала, ползет к кромке горизонта. Последние жалящие лучи бьют и без того нагретый песок. Искажаясь в танце горячего приземного воздуха, Солнце вдруг начинает ускоряться в своем падении. В последние секунды светило проваливается за горизонт, забирая с собой остатки багрового света. Наступает жаркая и душная тишина недолгих закатных сумерек.
Закрыв глаза, Лламо задерживает дыхание так долго, как только позволяет объем мощных легких. Сознание как бы застывает в своем неудержимом беге, очищаясь от налета накопившихся за день мелочей. Выдох уносит их с собой, вдох полной грудью наполняет организм чистым, свежеющим от минуты к минуте воздухом. Спокойствие наполняет сознание.
Он так и стоял, наслаждаясь редкими мгновениями покоя, когда пески начали петь. Быстро отдавая последние крохи тепла, песок начинает пересыпаться с особым, пустынным скрипом. Если ухитриться и разглядеть этот момент, то может показаться, что огромное море песка начало свой тысячелетний бег, постепенно перемещаясь в сотне различных направлений и оставаясь на месте одновременно.