Выбрать главу

— Да.

— И одну комнату?

— Обычно так и происходит с одной кроватью. Да, — я ухмыляюсь.

— Не будет ли это слишком, если я попрошу вторую комнату? Ты ведь богатый и все такое.

Я трясусь от беззвучного смеха. Она произносит слово «богатый» с таким отвращением, что я начинаю уважать ее за это еще больше.

— Конечно, для моей семьи это было бы совсем не очевидно.

Она молчит, но ее глаза остаются широкими, пока она осматривает комнату.

— Мы уже сделали это однажды. Что может случиться?

— Да, но у нас был больной ребенок, о котором нужно было заботиться, — ее глаза темнеют, когда они бродят по моему телу.

Я ухмыляюсь, как идиот.

— А теперь что?

Ее горло подрагивает, когда она сглатывает.

— Ничего.

— О, да ладно. Ты нервничаешь, когда делишь постель?

— Нет.

— Волнуешься?

Она насмехается.

— Определенно нет.

— Тогда в чем проблема?

— Ты выглядишь как человек, который занимает большую часть кровати.

— Ужас, — я задыхаюсь и прижимаю ладонь к груди.

Она стонет под нос и хватает свою одежду из багажа.

— Я собираюсь принять душ.

— Тебе нужна помощь?

Она бросает связку носков прямо мне в лицо.

В ответ на мой смех раздается тихий щелчок закрывающейся за Хлоей двери ванной. Меня охватывает тепло при мысли о том, что я буду спать рядом с ней.

О, да. Я в полной, абсолютной жопе.

* * *

Хлоя скользит в кровать после душа. Темнота скрывает ее лицо от меня, но ее нерешительные движения заставляют меня поднять бровь.

— Спокойной ночи, — бормочет она себе под нос. Простыни шуршат, когда она прижимается к краю кровати.

— Если ты так заснешь, то окажешься на полу.

— Это лучше, чем альтернатива.

— И какая же?

Она придвигается ближе к середине кровати, отказываясь от края. Ее руки шарят в темноте, создавая барьер из подушек.

От этого вида я хихикаю от всей души.

Она вздыхает.

— Это тот момент, когда ты признаешься мне, что тебе нравится смотреть, как люди спят?

— Нет! — она смеется.

— Тайный фетиш?

— Боже мой. Прекрати! — ее хихиканье становится громче.

— О, я знаю. Ты храпишь!

Ее тело дергается, когда ее смех отскакивает от потолка.

— Меня признали любительницей обнимашек десятой стадии.

Мой интерес гаснет от всплеска ревности, который застает меня врасплох.

— Кто? — я пытаюсь всеми силами сохранить свой голос ровным.

— Брук. Предположительно, я чуть не задушила ее во сне, когда нам пару раз приходилось делить постель. Она сказала, что я обернулась вокруг нее, как мокрое одеяло.

— Это должно быть уловкой?

— Это красный флаг.

— Ну, когда дело касается тебя, считай, что я дальтоник.

Она разражается несносным смехом, который заставляет меня ухмыляться.

— Ты же должен был сбежать в горы.

Смех вырывается из меня, неконтролируемый и неожиданный.

— Ты странная, если думаешь, что это так.

— Ну, я не утверждала, что я не странная.

Я показываю на плохую попытку создать барьер из подушек.

— Ты также упряма.

— Я предпочитаю более позитивный синоним — упорная.

— Хорошо, Мерриам Вебстер.

— Ты собираешься называть меня именем другой женщиной в постели? Ты действительно худший фальшивый бойфренд, — она притворно вздохнула.

Я выпустил горловой смех. Что-то в Хлое делает все светлее. Лучше. Счастливее. У меня возникает искушение продолжать подшучивать над ней, просто чтобы услышать, какую нелепость она выдаст в следующий раз.

С каждой шуткой ее смех становится все более безудержным.

Я понимаю, что игра на гитаре — это не единственная музыка, которая питает мою душу. Смех Хлои — это сладчайшая мелодия, гармония звуков, которую не могут воссоздать никакие струны или ноты. Они наполняют меня теплом, изгоняя тьму, которая росла и разлагалась в течение многих лет после моего несчастного случая.

* * *

Я просыпаюсь от тяжести в груди. Что это?

Я открываю глаза, отгоняя помутнение, и обнаруживаю массу черных волос у себя на груди.

Точно. Хлоя. Общая кровать. Неудачный барьер из подушек.

Когда Хлоя назвала себя любительницей объятий, она не шутила. Она прижимается к левой стороне моего тела. Одна из ее ног перекинута через мою нижнюю часть, неловко упираясь в мою растущую эрекцию. Ее рука лежит на моей груди, а волосы спутанной массой струятся по спине, щекоча мою кожу.

Она пахнет маргаритками и солнцем, и я все больше привыкаю к этому запаху.

Я хотел бы остаться, но я не могу допустить, чтобы она увидела меня без протеза. Я просто еще не готов к этому. Несколько минут я наслаждаюсь ее присутствием. Близость — это то, что я оценил, прожив много лет без нее.

Хлоя даже не шелохнулась, когда я вытащил себя из-под нее. Она спит как мертвая и выглядит при этом прекрасно.

Не желая, чтобы она проснулась и обнаружила меня в таком положении, я быстро проделываю движения, чтобы привести в порядок ногу. На полпути я оглядываюсь через плечо. Она заменила меня подушкой, и я тут же жалею, что встал с кровати.

Я снова смотрю на свою ногу. Когда-нибудь я буду чувствовать себя достаточно комфортно, чтобы поделиться этой частью себя с кем-то еще. Но точно не сегодня.

Глава 26

Сантьяго

— Хлоя, ты уверена, что не против того, чтобы сниматься для моего влога? — Майя смотрит на Хлою с зажатой в ладони камерой. С тех пор как я ступил на пустой автодром, моя кожа покрылась мурашками, а сердце учащенно забилось.

Сотрудники Бандини работают на пит-лейн. Команда закрепляет запасные шины и проверяет детали автомобиля после предыдущих тренировочных заездов Ноа. Если я закрою глаза, то смогу представить себе шум и запахи гоночного дня. Кроме случайных членов экипажа, которые смотрят на нас, все держатся в стороне. Я и не подозревал, как мне не хватает энергичной суеты в питлейне в дни гонок. После стольких лет это стало далеким воспоминанием.

— Конечно! Насколько сложными могут быть гонки? — Хлоя рассматривает гладкий спортивный автомобиль Бандини.

Гонки?!

— Против Майи? Не дай ей себя обмануть. Она разбирается в машинах лучше, чем половина команды, — Ноа обхватывает Майю за талию.

Я засовываю руку в задний карман ее шорт и прижимаю к себе.

— С каких пор ты планируешь гонки? — шепчу я ей на ухо.

— С тех пор, как твоя сестра написала мне сегодня утром, спрашивая, не хочу ли я сняться с ней в влоге. Она очень убедительна, и мне было трудно отказать.