— Нет. Я сказала, что не буду. Ты согласилась на мой план только потому, что хотела сделать меня счастливой. Но я решила взять твою судьбу в свои руки.
В прошлом году мы обе рассматривали возможность проведения генетического теста, но струсили после того, как подумали о возможном разочаровании, если результаты не подтвердятся. Брук была категорически против, и я согласилась, потому что не хотела делать этого без нее.
Что ж, пусть моя лучшая подруга знает меня лучше, чем я сама.
— Ты не должна была, — это бремя быть мечтателем. Все это весело, пока Седьмое небо не превращается в грозовое облако. И разумная часть моего мозга говорит, что эта мечта может превратиться в ураган пятой категории.
Но когда я наконец вижу набор в своих руках, мечта о встрече с папой становится вполне осуществимой. Нет, Хлоя. Это еще одна мечта, которая может разбить твое сердце.
Брук берет бутылку дешевой водки с верхушки холодильника.
— Нет времени лучше настоящего. Что скажешь? Плюнем в трубочку, отправим ее, а потом напьемся до чертиков, чтобы отпраздновать?
Весь этот план может взорваться у меня на глазах. Я могу оказаться либо с пустой родословной, либо узнать, что мой отец — ужасный человек, который все это время знал о моем существовании. Но — иррациональная часть моего мозга вмешивается — я могу в итоге найти отца, который вообще не знал о моем существовании. Кого-то, кто хочет узнать меня и принять в свою семью. Отца, который хочет любить меня и наверстать упущенное время, не потому что он должен, а потому что он хочет этого.
Последняя причина побеждает, отбрасывая мои тревоги.
Я делаю глубокий вдох.
— Давай сделаем это.
Глава 2
Сантьяго
Лопасти потолочного вентилятора вращались надо мной, сливаясь в один сплошной след. Я вновь проверяю время на своем телефоне. Прошло всего пять минут с тех пор, как я смотрел в последний раз.
Такова моя жизнь. Невзрачная. Изолированная. Мрачная.
Я превратился в подобие человека, потому что это гораздо проще, чем смотреть в бессмысленное будущее. Что угодно лучше, чем это, включая изнуряющую грусть.
Я должен позвонить своему психотерапевту и назначить еще одну встречу.
Я должен отправиться в путешествие и навестить родителей.
Я должен сделать что-нибудь — что угодно, но я не могу найти в себе силы, чтобы побороть туман, который овладевает моим мозгом.
Мой психотерапевт называет это депрессией. Я называю это жизнью после аварии.
Мне не следовало читать статью вчера вечером. Ту, в которой подробно описывалась моя трехлетняя годовщина после аварии. Это была ошибка. Любая надежда на возвращение к прежней жизни угасает с каждым негативным предложением или заголовком статьи. Они не говорят о моем успешном выздоровлении. Или о том, что я могу ходить как нормальный человек несмотря на то, что выгляжу совсем иначе.
Хотя в физическом плане я здоров, в психическом — нет. Даже спустя три года я все еще цепляюсь за призраков своего прошлого. Вот что происходит, когда у меня есть все время в мире, чтобы раздумывать. Но вместе с чрезмерными размышлениями приходит и мое бегство в оцепенение, потому что так легче погрузиться в мысленное пространство, где мне не нужно беспокоиться — отключить свои чувства по отношению к ситуации. Апатия — это моя боевая броня в новой суровой реальности. Поскольку, если бы мне было не все равно, то мне пришлось бы принять ужасные статьи, повествующие обо мне:
«Новая горничная Сантьяго Алаторре рассказала о его инвалидности:
Читайте о борьбе Сантьяго Алаторре с морфинной зависимостью, алкоголизмом и депрессией».
«Сантьяго Алаторре впервые за несколько месяцев посетил своего психотерапевта. По эксклюзивным сведениям, он испытывает активные суицидальные наклонности и был срочно госпитализирован».
Заголовки газет сливаются воедино, и в итоге получается лишь одно: все хотят посмотреть, как я потерплю неудачу. Я думал, что успех — это то, что интересует людей, но на самом деле они больше заинтересованы в моем крахе.
Поражение продает заголовки, а успех — спонсорскую поддержку. Не то чтобы я сталкиваюсь с последним. Я прошел путь от того, что ко мне относились как к богу, до того, что раз в год обо мне лишь шепчут в газетах.
В конце концов, репортеры правы. Я уже не тот человек. Я не могу вести машину быстрее средней скорости, не испытывая тошноты и парализованного страха. Так что, да, я последний гонщик, которому место на трассе Формулы-1.
Моя травма дает мне идеальное оправдание, чтобы спрятаться. Только я и мой огромный дом, уединенный в маленьком приозерном городке, окруженный итальянскими горными хребтами. Я называю его своим личным адом, окруженным раем.
Будильник моего телефона звонит снова. Я нажимаю отбой, игнорируя крошечный голос в моей голове, умоляющий встать с постели. Здравомыслящая часть разума призывает меня вести машину по извилистой прибрежной дороге. Сбрить бороду, потому что она является физическим напоминанием об отсутствии мотивации. Обратиться к своей семье и попросить кого-нибудь навестить меня, потому что я не могу больше терпеть тишину в своем доме ни дня.
Нет. Все живут дальше, а ты просто неудачник, застрявший в своих былых воспоминаниях.
Надежды рассеиваются, когда темнота снова овладевает мной. Я переворачиваюсь на кровати, позволяя полуденному солнечному свету согреть мою спину. Цвета вокруг исчезают, когда я закрываю глаза, заставляя себя спрятаться в своем сером мире на очередной день.
Глава 3
Хлоя
На экране вход в систему тестирующей компании. Мышь нависает над кнопкой входа в систему, но я отступаю.
— Ты планируешь смотреть на экран весь день или… — Брук опирается на стойку рядом со мной.
— Мне страшно, — шепчу я, как будто компьютер может уловить мой страх.
— Я бы тоже боялась. Но подумай о том, что последние шесть недель ты провела в тревожном ожидании этого, — она прижимается своим бедром к моему. — Будет проще, если я нажму на кнопку?
Я киваю головой, закрывая глаза.
— Да, — бесполезно врать себе. Хотя я могу быть оптимистом, я не заблуждаюсь. Я наполовину ожидаю, что тест окажется пустым, с бессмысленной информацией. С этим я справлюсь. Альтернативный вариант — надежда — кажется нереалистичной.