— Стой, — трясущейся рукой он ухватился за основание стула и встал.
— Пожалуйста, позволь мне объяснить.
— Здесь нечего объяснять. Должно быть, произошла путаница в тесте. Я не твой отец.
Человека, с которым я провела все лето, работая бок о бок, больше нет. Его гримаса навсегда запечатлелась на лице, а на лбу выступили капельки пота.
Мое тело работает на автопилоте, не в силах отпустить его, не получив возможности объяснить, что произошло. Я прошла через дерьмовые обстоятельства не для того, чтобы отступить при первых признаках проблем.
— Уверяю тебя, это так, — я делаю шаг к нему.
Он рыщет, как загнанный зверь, приближаясь к коридору, ведущему к главной двери.
— Ты не мой ребенок. Этого не может быть.
— Когда ты приезжал в Нью-Йорк многие годы назад... ты спал с моей матерью. Я не уверена, помнишь ли ты ее, но... ну... она узнала, что беременна мной... — мой голос сбивается. Я издаю хриплый смешок, надеясь разрядить обстановку.
Судя по тому, как расширились глаза Маттео, я бы сказала, что все прошло не так, как задумывалось. Как будто я призрак, преследующий его правдой.
— Нам... мне... мне нужно докопаться до сути. Это ошибка. Большая гребанная ошибка.
— Просто послушай меня. Может быть, если я расскажу тебе о своей матери, ты вспомнишь ее...
— Я не знаю, кто, блять, твоя мать, но ты не мой ребенок, — прошипел он.
Я отшатываюсь назад.
Он проводит дрожащими ладонями по лицу.
— Мне жаль. Пожалуйста, прости меня. Просто... дай мне осознать происходящее, — он не дает мне шанса ответить. Его исчезающая спина — последнее, что я вижу, прежде чем вдалеке раздается звук открывающейся и закрывающейся двери.
На трясущихся ногах я сползаю по стене и ложусь на мраморный пол, свернувшись в клубок. Отторжение поселяется глубоко в моих костях. Он наполняет меня новым чувством ужаса, перечеркивая весь прогресс, которого я добилась с Маттео.
Не то чтобы я думала, что Маттео примет меня с распростертыми объятиями. Но выражение отвращения на его лице преследует меня, напоминая о том, что я не нужна и другому родителю.
Я забыла, каково это — быть брошенной. Холодное чувство крадет мое тепло, напоминая мне о чувствах к моей матери. Я была для нее лишь хлопотами, а теперь я — лишь огорчение для отца. Продукт незапоминающейся связи на одну ночь. Я даже не стою того, чтобы меня слушали.
Слезы текут по моему лицу, когда я сглатываю рыдания. Я прижимаюсь лбом к коленям, делая несколько глубоких вдохов. Я не знаю точно, сколько времени я так лежу, но мне кажется, что прошло несколько часов, прежде чем Сантьяго вернулся.
Обычно успокаивающий стук его iWalk мало помогает облегчить пустоту в моей груди.
— О, Хлоя, — его голос срывается.
Я поднимаю на него глаза, вытирая мокрые от слез щеки.
Его лоб морщится, когда глаза сканируют мое лицо.
— Пойдем, — он протягивает мне руку.
Он не произносит ни слова, когда я хватаюсь за нее и встаю.
Сантьяго притягивает меня к себе, окутывая своим теплом. Он молчит, пока ведет меня в гостиную. Я в оцепенении падаю к нему на колени, когда он садится на диван
— Что случилось? — он откидывает мои волосы с лица
— Он не очень хорошо это воспринял.
Он издает какой-то шум в задней части горла. Его руки обхватывают меня, крепко притягивая к своему телу. То, как я прижимаюсь к нему, напоминает мне ребенка. Это наполняет меня тем же самым чувством — защищенности в трудную минуту.
Я кладу голову на его грудь, заглушая сопение.
— Все закончилось самым худшим образом. Он буквально споткнулся о свои ноги, когда выходил за дверь. И он даже не дал мне шанса объяснить, не говоря уже о том, чтобы убедиться, что с ним все в порядке
— Может быть, ему нужно время, чтобы смириться с этим. Уверен, это очень трудно принять
Я качаю головой.
— Ты не видел его лица. Как будто я была для него чудовищем.
Сантьяго проводит рукой вверх и вниз по моей спине.
— Ты не чудовище.
— Трудно не чувствовать себя так, когда люди, которые должны любить меня, не хотят.
Он делает паузу.
— Если ты им не нужна, значит, они не те люди, которые должны быть в твоей жизни, независимо от того, являются они родителями или нет.
— Тебе легко говорить. У тебя есть семья. У тебя есть люди, которые хотят помочь тебе и убедиться, что ты счастлив. У меня почти никого нет. — Я смеюсь. Звук пронзительный и горький, заставляющий мою плоть затрепетать. — Единственная, кто у меня есть, это Брук. И она даже не здесь, чтобы я могла выговориться.
— Хлоя, — он подводит палец под подбородок и заставляет меня посмотреть на него.
Его лицо застает меня врасплох, оно полно страдания, когда он смотрит мне в глаза.
— У тебя есть я.
— Да, но надолго ли?
— До тех пор, пока ты хочешь меня, — его руки крепко обхватывают меня.
До тех пор, пока ты хочешь меня.
До тех пор, пока ты хочешь меня?!
Как кто-то может ответить на это? Как вообще к этому относится?
Сантьяго нежно касается моего подбородка.
— Я не знаю, почему Маттео сбежал. Я могу только предположить, что он в шоке, и что рано или поздно он смирится с мыслью о тебе. Но я обещаю, что ты не одинока. У тебя есть люди, которые заботятся о тебе. — Его щеки вспыхивают. — Я забочусь. Брук не все равно. Так что важно не количество людей, а качество заботы. Возможно, я немного предвзят, но тот, кто не заботится о тебе, просто сумасшедший, потому что ты одна из лучших людей, которых я знаю. И мне ни капельки не жаль, если они убегают, потому что это значит, что я могу держать тебя при себе. Потому что с тобой мне нравится быть эгоистом.
Мое зрение затуманивается. То, как Сантьяго смотрит на меня, заставляет нечто в моей груди свернуться вокруг легких, выжимая весь кислород.
Сантьяго — это все, чего мне так не хватало в жизни. Безопасности, дружбы, любви — нашептывает крошечный голос в моей голове.
Я становлюсь зависимой от человека, и я не могу отрицать страх, который я испытываю по этому поводу. А тяга — это плохо. Пристрастия ведут к разрушению и душевной боли, и я не уверена, что смогу побороть такую дурную привычку, как он. Все в нем — пища для разбитой части моего сердца, которая отчаянно хочет, чтобы о ней заботились. Чтобы меня любили и лелеяли, потому что я важна. Любить кого-то другого в полной мере и не позволять пройти ни дню, чтобы он не знал об этом.
— Ты мне очень нравишься, — шепчу я. Это не признание в любви, но это самое большее, что я могу сделать на данный момент.
Он мягко целует уголок моих губ.
— Ты мне тоже очень нравишься. Ты нравишься мне гораздо больше, чем кто-либо другой.