– Извините, это мой чай.
– Мне на двести тысяч, – сказал я, рассматривая выбор напитков в мобильном холодильнике. – И бутылку воды.
– Берите без газа, – сказал китаец с удивительной сердечностью, и я не услышал ни фальши, ни акцента. – Я всегда пью воду без газа.
– Принципиально?
– Нет, просто так полезнее. Я не хотел бы вдаваться в детали, но вам будет лучше, если вы возьмете без газа.
– Ну хорошо, – пожал я плечами. – Давайте одну бутылку.
Он встрепенулся.
– Нет. Пожалуйста, возьмите побольше. Возьмите десять. Ну, хотя бы восемь бутылок. Они вам пригодятся.
– Почему вы так думаете?
– У нас лучшая вода в республике. Это последний ящик. Поверьте мне на слово. Это очень хорошая родниковая вода. Теперь такая вода – редкость.
– Ну, если вы настаиваете, – сказал я шутливо, – давайте ящик. Что за вода, кстати? «Боржоми»?
– Да, – расплылся он в улыбке. – Она самая. «Боржоми» без газа. Настоящий «Боржоми» всегда без газа.
Я вытащил ящик из холодильника, расплатился. Потом подмигнул ему и довольно натурально рыгнул:
– Извините, это мой кофе…
Китаец улыбнулся, помахал рукою:
– Приезжайте еще. У нас лучший бензин, лучший «Боржоми»!
Заправщики возились с моей «Вестфалией» долго. Давно стемнело, но по движению их теней можно было понять, что они протирают корпус автомобиля от пыли. Один стоял на коленях у двери водителя, с мультипликационной скоростью водя по ней тряпочкой. Увидев меня, он открыл дверцу.
– Пожалуйста, товарищ. Садитесь, пожалуйста. Можно попросить вас о маленьком одолжении?
Он тараторил, и я поначалу воспринял его слова за некую вежливую абракадабру.
– Об одолжении! Маленьком одолжении! Это вопрос чести. Я дал слово. Это очень серьезно, товарищ. Вот деньги!
Увидев пачку долларов в его руках, я прислушался. Речь шла о дочери этого человека и ее подруге. Парень просил, чтобы я забрал их в Плещаницах и довез до аэродрома. Мне пришлось бы сделать небольшой крюк, но денег за услугу он предлагал чудовищно много. Судя по толщине пачки, десять или даже больше тысяч долларов.
– Деньги передать девочке? – Хотя мне было не по пути, я уже почти согласился. – На родину? Ваши сбережения?
– Нет, это вам, – кивал он благодарно, почти униженно. – Это вам за работу.
На сумасшедшего он похож не был, и я решил, что столкнулся с трудностями перевода. Вытащил сотню из пачки и повертел перед его носом.
– Это – за работу. Остальное – девочке! Правильно? Деньги – Китай, да?
В разговор включился второй работник, он оказался еще настойчивее первого:
– Почему Китай? Мы из Японии. Мы японцы, товарищ. Японские коммунисты. В изгнании. У нас тоже есть коммунисты. Вы не знали?
Я начал нервничать.
– Все, ребята. Забираю девочек на остановке, и баста. Деньги передаю вашей дочери.
Я хлопнул дверью, процедил сквозь зубы привычное слово «товарищ» и выскочил на проселок.
– Деньги вам! Вам! – кричали азиаты, чуть не приплясывая.
Единственный фонарь, болтающийся над будкой кассира, скудно освещал их изломанные силуэты, придавая зрелищу жалкий и зловещий шарм. На душе остался неприятный осадок, словно после дурацкого представления. Почему они доверили мне такую кучу денег? Может, что-то срочное? Я надеялся, что произвожу впечатление порядочного человека.
Светало. Я подъезжал к Вилейскому водохранилищу. Мир окутывал туман: клочья его поднимались от воды, скользили по ней, выползая на шоссе. Лес ненавязчиво напоминал о своей древней тайне, поскрипывая отсырелыми стволами. Пачка денег покоилась на пассажирском сиденье, излучая, казалось, какое-то самостоятельное свечение. Темнота рассеивалась, окрашиваясь в фиолетовый и лиловый. Лунный свет дробился на поверхности водоема и постепенно вплетался в завязь рассвета, распыленную над линией горизонта. Я включил радио. Салон заполнился непривычно возбужденной литовской речью. У соседей началось что-то вроде голодного бунта. Я не понимал смысла отдельных фраз, но догадывался, что слушаю репортаж с площади перед парламентом.
Мировой кризис тасовал правительства, переливая недовольство по сообщающимся сосудам европейского сообщества. Крики революционеров оказали на меня убаюкивающее действие. Подъезжая к Плещеницам, я вдруг сообразил, что в селе – несколько автобусных остановок и на какой из них меня ждут японские девочки, непонятно. Увидев беседку для торговли ягодами и грибами, в которой неторопливо расставляли свои банки и ведра местные бабульки, решил спросить. Свернул на обочину, вышел из машины, присматриваясь к баночкам с земляникой. Женщины приветствовали меня, торопясь приступить к торговле, но вдруг рухнули ниц почти одновременно, крестясь и перешептываясь. Я подошел к ним, пытаясь заговорить и пожелать доброго утра, но они только испуганно бормотали что-то, не смея поднять на меня глаз.