Как бы там ни было, следует отметить, что, несмотря на все философские недостатки, идея о том, что звезды побуждают, но не принуждают, указывает астрологу, да и всем нам, на хорошо знакомый пример. Человеческий голос, просящий, требующий, льстящий, убеждающий, заверяющий, обращающийся, хвастающийся, умоляющий или повелевающий, нередко выступает силой, которая побуждает, но не принуждает. Такова же и человеческая мимика.
Интересно — хотя бы один из этих толковых, способных секретарей спросил Фому Аквинского, чей голос проникает сквозь звездную пелену? Задумывался ли он сам, каким образом этот голос слышат?
Фома Аквинский умер в 1275 году. Средневековая культура пребывала тогда на вершине развития, ее институты еще не потеряли свою мощь. Образ жизни Фомы вскоре будет отринут, а его логика, способ мышления, будет забыта. В последние годы жизни ему были посланы видения, суть которых он не мог передать. Фома Аквинский сосредоточенно всматривался в церковное окно, умолкнув на полуслове во время речи или лекции, и на его крупном благородном лице появлялось выражение блаженства. Он был человеком глубоко религиозным, однако ничто в его жизни, посвященной сложнейшим проблемам философии и теологии, не подготовило его к таким видениям. Шестого декабря 1273 года, во время мессы, Фома Аквинский впал в длительное и, очевидно, экстатическое состояние, после чего перестал писать. Слыша от клириков просьбы продолжить работу над Summa Theologica, которая оставалась незавершенной, он отвечал: «Более ничего сделать я не могу. Мне открылись такие тайны, что теперь все, мною написанное, кажется мне малозначительным».
Когда мы видели свободолюбивого Михаэля Скота последний раз, он стоял рядом с сицилийским императором и что-то шептал ему на ухо. Вскоре ученый снова оказался в Париже, читал лекции в университете по курсу астрономии. И были они, эти лекции, надо полагать, ужасны. Как и многие менее значительные средневековые мыслители, Скот имел привычку выстраивать свои идеи в виде нумерованных списков. Мудрым человека делают четыре вещи. К истинному знанию ведут девять путей. В искусстве есть двенадцать требований. У слова «горизонт» четыре определения. У воздуха — семь зон. У Луны — двадцать восемь домов. Вселенная делится на четыре подвселенные. Первый день сотворения мира пришелся на восемнадцатое марта. У радуги два названия, а у Солнца — семь. У ангелов — десять чинов, правда, один выпал. Оставшиеся девять ангелов делятся на группы по трое. Существует четыре элемента мироздания, четыре главных добродетели, четыре направления света, четыре времени года, четыре евангелиста, четыре ангела у трона Господня и четыре главные части человеческого тела. Семерка — главное космическое число, ибо планет семь, небес семь, кругов ада семь, возрастов семь и человеческих деяний семь. Этот конкретный перечень заканчивается семью отсеками человеческой утробы [117].
Репутация Скота шла впереди него. Он славится как весьма компетентный астролог. Ходят будоражащие слухи об известной ему книге тайн, несущей гибель тем, кто пытается открыть ее. Далее Скот снова едет на Сицилию, опять служить императору. Бенвенуто рассказывает следующее.
Говорят, Михаэль предвидел собственную смерть: однажды он увидел, как умирает от неожиданного удара камушком определенного веса, который должен упасть ему на голову. Он предпринял меры предосторожности и всегда носил железный наголовник под капюшоном. И всего лишь однажды, входя в церковь на праздник Corpus Domini[30], он снял свой наголовник с капюшоном, более для того, чтобы не быть замеченным толпой, чем из любви ко Христу, который его мало тревожил.
Эта сценка великолепно описана, причем в самом повествовании проступает неизбежный конец:
И вдруг маленький камушек упал на его непокрытую голову, слегка поранив ее. Подняв камень и взвесив его на ладони, Михаэль понял, что весит он ровно столько, сколько предсказывалось. Будучи убежденным в приближении смерти, он уладил свои дела и умер от раны [118].
В двадцатой песни «Ада» Данте поразительно остро и зло рассуждает о наказании тех, кто осмеливается предсказывать будущее. Каждый из них, говорит Вергилий, «оказался странно скручен/ В том месте, где к лицу подходит грудь;/ Челом к спине повернут и беззвучен,/ Он, пятясь задом, направлял свой шаг/ И видеть прямо был навек отучен»[31].