Я думаю о том, как она заставляет меня жаждать ее каждую чертову секунду, когда не сплю. Черт, и даже спящего тоже. Даже просто думая о ней сейчас, я тверд, как гребаный камень. Это похоже на первобытное желание заявить на нее свои права — прижать ее, раздвинуть ее сладкие бедра и трахать эту тугую, идеальную, великолепную маленькую киску, пока она не примет каждую каплю моей спермы.
Я хочу сделать ей своего ребёнка, показать всему гребаному миру, что я владею ею. Хочу, чтобы она была круглой и толстой от ребенка, и когда я войду в комнату, держа ее за руку, хочу, чтобы все знали, что это я забрал ее — что это я буду забирать ее домой в ту ночь и каждую ночь до конца нашей жизни.
Эта картина заставляет мою кровь кипеть, я рычу и мотаю головой, отгоняя фантазии.
Говоря о моем ангеле...
Я хмурюсь, смотрю на часы и вижу, что уже десять минут десятого. Она опаздывает в свой первый день здесь. И нет, я не сумасшедший, в конце концов, это я не давал ей спать полночи. Я тот, кто держал ее верхом на моем члене и заставлял царапать мои простыни, когда наклонил ее и провел языком по ее хорошенькой маленькой киске, пока она не начала умолять меня взять ее снова.
Нет, я не сержусь, но волнуюсь. Все в Лире говорит о том, что она взяла себя в руки. Она не из тех, кто опаздывает, и, как бы глупо и параноидально это ни было, часть меня внезапно напрягается при мысли, что что-то не так — что ее обидели или преследовали, или забрали у меня. Эта мысль заставляет меня зарычать и наполовину выпрыгнуть из кресла, прежде чем я вспоминаю, что нужно сделать вдох.
Я сижу, кипя и напоминая себе, что все это для меня ново. Забота о таком человеке, любовь к такой женщине — все это новая территория.
Тем не менее, я включаю камеры безопасности здания на своем компьютере и начинаю сканировать зону входной двери. Внезапно мой взгляд ловит знакомую волну рыжих волос, и мое сердце подпрыгивает в горле. Но потом я замечаю, с кем она, и мое настроение портится.
Билл.
Я знаю, что этот мудак — часть сделки, на данный момент, и что нужно мириться с этой мыслью. Опять же, на данный момент. Но все равно, когда он здесь, когда я просто хочу быть со своим ангелом, это как маленькое темное облачко, которое мне, черт побери, не нужно. Но я отбрасываю эту мысль, наблюдая, как они садятся в лифт, чтобы подняться наверх.
Все, что мне нужно, — это она.
Я смотрю на другую камеру, когда Лира выходит, мои глаза изучают ее, и зверь внутри меня рычит на наряд, который она надела. Это очень подходит для офиса: юбка-карандаш до колен, блузка с длинными рукавами, волосы высоко подняты. Но даже сейчас внутри меня полыхает огонь. Тем не менее, пещерный человек во мне хочет затащить ее в этот офис, склонить ее над моим столом, сорвать эту консервативную одежду с ее тела зубами, а затем зарыть каждый дюйм моего члена между ее ног. Я хочу, чтобы она стояла на коленях, с открытым ртом, а затем желаю, чтобы она лежала на спине, подняв колени, пока я провожу языком по каждому сладкому дюйму ее киски.
Мой член дергается, и я стону, когда глажу себя через брюки.
Господи, вот что она со мной делает. Это гребаное первобытное животное, в которое она превращает меня, пускает слюни на нее и гладит мой член в моем чертовом офисе, не желая ничего больше, чем почувствовать, как ее тугая, влажная щель скользит по моему члену
И это то, что я собираюсь делать. Прямо сейчас.
Я встаю и несусь через весь офис к двери и без, сомнения, не собираюсь возвращаться без Лиры.
Глава 13
Лира
Я задыхаюсь, вздрагиваю, когда он подходит позади меня. Его мужской запах вторгается в мои чувства, и когда его толстый член прижимается прямо к моей заднице, мне почти хочется просто сдаться прямо там. Даже с тем, что знаю сейчас, все равно хочу наклониться над столом, задрать юбку и умолять его снова сделать меня своей, как он делал прошлой ночью и этим утром.
Но я не могу. После того, что знаю сейчас. Потому что неважно то, что мы сейчас имеем — это яд.
Эта мысль заставляет меня зажмурить глаза, решив не плакать здесь, на работе, и не перед ним. Его руки скользят по моим бокам, и я напрягаюсь, решив не сдаваться, не стонать, не хныкать, не поворачиваться и не прижиматься губами к его губам.
— Ты опоздала, — мурлычет он мне на ухо, его руки скользят по моим бедрам. Я прерывисто вздыхаю, прикусываю губу и медленно киваю.
— Да, прости.
Он останавливается, наверняка удивляется, почему я не обернулась. Он не может знать, что, если это сделаю, то развалюсь прямо у него на глазах. Все, что мне рассказали сегодня утром Билл и агенты ФБР, разрывает мне голову, и эти проклятые фотографии его и той другой девушки, которые показал мне агент Холл, кусают что-то глубоко внутри меня.