Смеркалось, близилась ночь, и вдруг в темном углу, где до сих пор виднелся только силуэт причудливо переплетенных, колючих ветвей, появилось маленькое светлое пятнышко. Увеличиваясь в размерах, оно излучало нежный, прозрачно-зеленоватый, таинственный свет. Все цветы повернулись в его сторону. Перед ними медленно раскрывался цветок неописуемой красоты. Это была симфония света и красок. В немом восхищении застыли все растения, когда розетка цветка развернулась полностью и стала величиной с большую тарелку. До самого рассвета, молча, словно зачарованные, созерцали цветы эту чудо-красоту.
Но вот забрезжил рассвет, и там, где только что был прекрасный цветок, луч солнца снова осветил худощавое тело безмолвно и скромно приютившегося в углу кактуса. Гул пробежал по рядам цветов. Откуда могло явиться виденное ими чудо? Кактус? Нет, конечно, не он был тому причиной. — И все-таки — это он! — воскликнула очарованная роза.
Сконфуженный стоял кактус перед изумленными взорами цветов. По его телу, которое уже никому не казалось безобразным, скатилось несколько прозрачных, как слеза, росинок. Он не мог сдержать их, испытывая чувство глубокой признательности королеве цветов. Ведь никто другой, а сама королева поверила и подтвердила всем, что это он, кактус, был так прекрасен.
Завороженная историей от Павла Несторовича, я даже не сразу поняла, что он закончил и теперь смотрит на меня с улыбкой, ожидая реакции.
— Спасибо вам, — от всей души сказала я. — Когда зацветет этот удивительный кактус, я пожелаю вам здоровья и долгих лет!
— Ася, Асенька, ну что ты. Думать нужно о себе! — подмигнул он мне.
Все эти дни мы с Павлом Несторовичем жили душа в душу. Он оказался не просто прекрасным собеседником, а просто удивительным, интересным человеком. От его шуток и баек болел живот (в хорошем смысле этого слова), настроение рядом с ним всегда повышалось, потому что он был неисправимым оптимистом и настроенным всегда на позитивную волну.
Заведовать его домом было просто, тем более, что мне все нравилось, дела легко спорились, а угождать человеку, который нравится, это всегда в радость.
Однако с первого же дня я вступила в конфронтацию с поваром — Мирой Львовной. Она, будто специально, готовила для пожилого человека, страдающего всеми приличествующему преклонному возрасту болячками, совершенно не то, что нужно! Если в блюдо добавлялось масло, то оно лилось рекой. Если был салат, то обязательно заправлялся таким количеством майонеза, что вкус пропадал. И я сразу же взяла дело в свои руки. Скачала и распечатала все рецепты, какие мне нравились, по полезному питанию. Переговорила с приходящим семейным врачом Павла Несторовича для того, чтобы определить его диету и придерживаться только ее.
Повар ворчала, кидала на меня гневные взгляды и игнорировала, как могла. Однако я была настроена решительно — Павел Несторович стал мне как отец, и мне хотелось отплатить ему добром на добро.
— Асенька, ужинать! — кричал он в доме, когда появлялся вечером после своего так называемого «променада» — прогулки по городу или посещения старинных друзей.
— Асенька! Хватит кормить меня этими тофу! — фыркал каждый раз, когда к столу подавались диетические блюда, которые прописал врач, опасаясь за его здоровье.
— Асенька! А как ты себя чувствуешь? — интересовался каждый вечер, перед тем, как мы должны были распрощаться на ночь и отправиться каждый по своим комнатам.
Я настолько привыкла к этому его окрику, в котором было море отеческой заботы и любви, что не представляла, для чего мне искать новую работу. А потому совершенно расслабилась.
Как оказалось, зря.
День с самого утра не заладился. Мира Львовна [D1] [D2] [D3] написала сообщение, что заболела и сегодня выйти на смену — на кухню — не сможет, а это значило, что готовить предстояло либо мне, либо срочно искать замену через кадровое агентство.
Вместо этого я предложила Павлу Несторовичу прогуляться по городу, перекусить в кафе или ресторане на реке, котором он очень много и часто упоминал. Однако мужчина наотрез отказался покидать родные стены, выказав недюжинное упрямство. Ему очень хотелось остаться дома именно в этот день, хотя дел совершенно не было. А это значило бы, что он запрется в своей библиотеке, будет читать весь день, не выйдет на прогулку, о которой настоятельно твердил врач и будет употреблять сушки и конфеты, о которых тоже был категорический наказ.