— Сиди здесь и не двигайся, — приказал он мне. Честно говоря, я и не собиралась предпринимать никаких шагов, но после его слов сразу напряглась.
Чувство опасности сразу же расплылось в воздухе. Все начали переглядываться, в надежде, что кто-то другой объяснит, что происходит.
Сонный мужчина в начале вагона тут же проснулся и прижал к груди объемный рюкзак. Может быть, он испугался внезапного мародерства, воровства. Но он тоже выпрямился в струнку, оглядываясь, и переключил внимание на двух студентов напротив. Парни в легких футболках сидели в самом начале вагона — пересели сразу же, как только вошли фанаты. Обычно такие субтильные молодые люди с брекетами на зубах обычно становятся первыми жертвами агрессоров.
Парни же смотрели на то, как идет по полупустому вагону Иван к двери возле мамочек. Дети, будто тоже почуяв неладное, тут же заплакали, начали вырываться, канючить. Самый маленький вообще завыл сиреной, показывая свои маленькие новенькие зубки.
Иван дернул дверь раз, другой. Она оказалась закрытой. Но теперь уже не было нужды принюхиваться: по потолку вагона щупальцами осьминога продвигался черно — серый дымок. Пожилые женщины закашлялись. Свет начал мигать азбукой Морзе и вдруг выключился. Девушки завизжали, и дети, вторя им, заплакали еще громче. Теперь казалось, что было слышно, как визжат тормоза и колеса тормозят, свистя.
Тучный мужик из начала вагона вскочил, дернулся к двери вагона и по его крику стало понятно, что она тоже заперта. Он буквально прыгнул к дверям и зашарил там в поисках чего-то. Поднялся невероятный шум, дыма стало ужасно много, он уже был не только на потолке, откуда-то просачивался и распространялся на весь вагон, заполняя все доступное пространство, как вода.
В кромешной тьме резко включились две маленькие лампочки у дверей. Они осветили испуганные лица парней, которые почти истерично обновляли сотовые телефоны, видимо, надеясь поймать связь.
— Мужик ищет связь с машинистом, — бухнулся рядом со мной Иван. От того, что я не одна на этой скамье, мне стало немного легче. В легкие начал проникать дым, и стало действительно трудно дышать. Иван очень сильно закашлялся — видимо, надышался у конца вагона вредных испарений.
Я перевела взгляд туда, где в неровном освещении двух ламп было видно, как мамочки пытаются успокоить своих детей, но это у них совершенно не получалось.
— Связи нет, — вдруг выкрикнул мужик, добежав до третьей двери.
Кашляющий Иван схватил меня за руку своей прохладной ладонью, покрытой потом, и я поняла, как ему страшно. Истерика волнами надвигалась со всех сторон, один из парней буквально завыл.
И тут вдруг я каким-то невероятным образом вспомнила краем сознания, краем своего впечатлительного мозга, один-единственный разговор с Денисом Вороновым, когда он пытался научить меня поведению в такой ситуации.
Мне стало страшно и жутко от того, насколько и тут мы с ним оказались связаны. Ведь он не учил меня, как управлять самолетом, как вести лодку, нет. Он рассказал, что нужно делать в толпе и при пожаре в узком пространстве.
Чувство самосохранения шарахнуло по венам.
«Не уподобляйся толпе, — вспомнилось мне. — Веди ее. Раз можно заразиться паникой, то также можно внушить и холодный рассчет».
Ох, как Денис оказался прав — паника подбиралась к горлу, брала клещами, сдавливала так, что было не то что трудно глотать, становилось невозможно дышать.
Мужик бухнулся на пол, спиной проехав по двери вагона.
Я вскочила.
— Сохраняйте спокойствие! — крикнула я. — От этого зависят наши с вами жизни!
— Иван, — резко дернула я его руку. — Посвети на меня фонариком от своего телефона.
Сейчас я чувствовала тоже самое, что и раньше, когда от страха хотелось молотить руками направо и налево. Но в эту минуту включился мозг, холодный и точный, как компьютер, и я направила весь свой страх и ярость, злость на одну цель — спасение своей и чужой жизней.
Кажется, тем, кто должен возглавить спасение вагона, оказался один человек.
Я вскочила на скамью, чтобы меня было видно отовсюду и встала прямо под свет от мобильного фонарика Ивана, который он все-таки настроил и направил прямо мне в лицо. Холодный свет слепил глаза, и я прикрыла глаза ладонью. Иван поправил мои персональные софиты и опустил свет фонаря чуть ниже, но так, чтобы было видно лицо. Думаю, зрелище было не столько успокаивающее, сколько волнующее, устрашающее, как в американском хорроре, но я надеялась на тон своей внушительной речи.