Поэтому бабушка, заставшая меня, когда я затаскиваю на свою лестничную клетку кофры, сразу видит красный нос и опухшие глаза. Ба, правда, тоже выглядит не лучше. Очевидно, она не откладывает важные вещи в долгий ящик и уже побывала у косметолога. Об это говорят следы инъекций на лице и общий легкий отек.
— Детка, что случилось? — тревожится она, вглядываясь в мое расстроенное лицо. — Ты плакала?
— Меня бросили из-за другого мужчины, — говорю я правду и начинаю реветь в голос.
Глава 27. Осадочек остался
Ба хватается за сердце.
— Не может быть! Учительница музыки определенно была женщиной! Бедная Фаечка…
— Да не в Марке дело, — всхлипываю я.
— А в ком? — Роза Моисеевна подозрительно прищуривается. — В этом Тихуиле?
— Он не Тихон, он — Федорас, — поправляю ее я.
— Как есть Федорас! Мою деточку променять непонятно на что! — соглашается ба.
У меня начинается новый виток рыданий:
— На дядю Геру променял, — завываю я.
Побледневшая бабушка медленно выговаривает:
— Не так я Герочку воспитывала… То-то я все внуков от него не дождусь. Ну, ничего! Я из него дурь-то повыведу. Еще не поздно перевоспитать! Долго ли умеючи!
В этот момент за дверью Скворцовых происходит какое-то шуршание, и мы с ба напряженно смотрим в сторону их квартиры. Впрочем, Лешка не высовывается, и мы дружно переводим дыхание. И только решаем, что пронесло, как из-за двери с плохой звукоизоляцией доносится приглушенное:
— Мам, не! Это не сектанты, это Герман отбил жениха у рыжей!
— Да, когда ж они съедут? — ругается бабушка.
Шмыгая носом вношу рацпредложение:
— По-моему, проще скинуться им на нормальную дверь.
— Проще не лучше, — пошли-ка домой, расскажешь мне, как это у тебя вдруг все так получилось. И у Герочки. Кошмар какой! Мне нужен чай на успокаивающих травах!
Мне в общем-то тоже не помешает бабушкин чай «на травах». И вот вроде дядя Гера — корень моих проблем, но родня же, жалко.
— Ба, ты не так поняла, дядя Гера не того… — начинаю я сквозь икоту.
— Вот и пояснишь заодно, пока я не слегла от твоих новостей, — тянет она меня за куртку. Да я особо и не сопротивляюсь.
Но для начала я закидываю свои сумищи домой к себе, попутно оглядывая с неизбывной тоской коробки и ящике стоящие вдоль всего коридора. Ну, хотя бы на них остались метки с датами доставки. И быстренько захлопывая дверь, иду к бабушке.
Бабушка же уже облачилась в домашний наряд и шуршит по кухне. Я с интересом смотрю на следы процедур на ее лице:
— А тебе «травы» вообще можно после инъекций? Не разнесет? — интересуюсь я.
Ба отвечает мне демонстративным оглядываем мужской футболки на мне:
— А тебе чужие майки можно после помолвки? Не разнесет? — подкалывает она.
Уела.
— Помолвка так и не случилась, ты же помнишь. По крайней мере, та, которая с кольцом, — вяло защищаюсь я, подставляя чашку.
Роза Моисеевна окидывает меня опытным взглядом и отставляет заварочник. Она бодро булькает мне в чашку сразу бальзамчик. Цапаю бутылочку и присвистываю: сорок пять градусов.
— Пей давай, — командует она, наводя себе свой обычный чай.
Зажмурившись, заливаю в себя жижу и передергиваюсь. Вот, вроде и приятное послевкусие есть, но все равно — гадость!
— Рассказывай! — поступает новый приказ.
И я как на духу, исключив особенно яркие детали моего общения с Раевским, исповедуюсь ба. Роза Моисеевна слушает молча, не перебивает, вопросов не задает, только свой чаек отхлебывает.
— Ну и, короче, он мне заявил, что это все меняет, — завершаю я недлинную повесть.
— А чего сразу мне не рассказала? Мужик какой-то, подвез из ресторана…
— Как чего? Ты у нас борец за обликом орале, — бубню я.
Ба хмыкает:
— Ну я ж не всегда старая была, и памятью не обижена. Прекрасно помню себя в твои годы. Какие у меня были романы… — ностальгически вздыхает она.
Я навостряю уши:
— Романы? Много было?
— Достаточно, — мечтательно улыбается ба, но тут же спохватывается. — Но мы сейчас не об этом. Детка, хотя именно опыт подсказывает, что Марк — лучший вариант. Знаем мы таких, как этот твой. Таким мужчинам всегда хочется поиграться, ты же не хочешь потом, как эта Мисс города, бегать за ним и смотреть воловьими глазами, как он другую ужинает? Да и директриса твоя новая не дергается, потому что знает, не одна, так другая. И чего тогда реветь?
— Да знаю я все, — фыркаю на эти увещевания. — Только все равно паршиво.