Выбрать главу

Раевский, сочтя себя достаточно чистым для бани, выключает душ и тянется к простыне. И его взгляд падает на дверь в сауну. Похоже, ему приходит в голову резонная мысль, что эротическое шоу имело зрителя. Он зло дергает простыню на себя, но я успеваю заметить, как дрогнул и приподнялся член.

Черт! Он идет сюда!

Я утыкаюсь лицом в ладони, делая вид, что все это время я сидела, оберегая мордочку от жара. Сердце колотится, как будто меня застукали на горячем. Будто мне снова десять, и вернувшиеся раньше времени родители застают меня за просмотром припрятанной ими в шкафу кассетой с порнухой.

Слышу скрип двери и поднимаю глаза на Олега. Искренен радуюсь, что краску на лице можно списать на румянец от жары.

— Эля, детка, что ж ты голос-то не подала, когда я штаны снял? — Раевский смотрит на меня пристально.

— Штаны? Да я не обратила внимание… Мне тут пот в глаза льет и нос жжет… — отмазываюсь я.

— Да? Ну ладно, — хмыкает Олег. — Иди, смой с себя грязь под душем, чтобы не тащить ее в ванную, я там уже и полотенчик тебе повесил. А я, как прогреюсь, выйду и сделаю чай.

И гипнотизирует меня глазами.

Вот это подставу он мне организовывает.

Либо я признаюсь, что вру, и на самом деле пялилась на него, и тогда чешу в ванную сразу. Либо отыгрываю непонятки и голая встаю под душ у Раевского на глазах.

Йод вашу медь!

Глава 36. Тушение пожаров

— Эм… э… — чего ж за палево-то?

Он сам разделся, сам все показал, а я не смотри? Как это вообще возможно?

Ну вякни я, что его персик и бананчик мне на глаза попались, он, что, в простыне бы мылся?

— Давай-давай, каша уже остыла, ее еще разогревать надо, — подначивает меня Раевский.

Кашу, может, и надо, а я вот уже готовенькая. Блин.

Стараясь удержать лицо, я прижимаю свою простынь к груди и под зловещий скрип двери выхожу в предбанник. Глубоко вздохнув, настраиваю воду в душе. Медлю, уговаривая себя, что Раевский просто хочет меня проучить, и он, как настоящий джентльмен, разглядывать меня не будет.

Так, если не поворачиваться лицом к двери, то можно вообразить, что на мне такой купальник с трусиками-стрингами. Очень-очень минималистичными. Прям не видимыми, блин. Но ведь на пляже у всех почти голая задница, правда? Может, признаться? Или просто дернуть в ванну и закрыться там? Не будет же он оттуда меня силком вытаскивать?

Но я же не смогу отсиживаться там вечно.

Ладно. Будем делать хорошую мину при плохой игре.

Отвернувшись от сауны, я разматываю простынь и встаю под воду.

Ощущения приятные, но задница почему-то горит. От стыда, не иначе.

Ну не пятнадцатилетний же он пацан, который будет подглядывать за купающейся девушкой!

Осторожно, пытаясь не поднимать руки слишком высоко, а то гордость Бергманов рвется на свободу, я смываю с себя тину, но прополаскивать волосы, не колыхая бюстом, сложно. Не разворачиваясь, прохожусь ладошками по ребрам и пояснице, и в этот момент снова раздается скрип двери. Я замираю.

— Ты издеваешься? — злобно шипит Олег рядом с моим ухом.

Две крупные мурашки тотчас образовываются вместо сосков, а задница, в которую упирается нечто сквозь намокающий слой простыни, вот-вот задымится.

— Н-нет, а что случилось? — заикаясь спрашиваю я.

— Ты что тут устроила? Проверяешь меня на прочность, показывая фильмы для взрослых?

— Ты меня видел? — очень ненатурально удивляюсь я.

Штирлиц никогда не был так близок к провалу.

— А то ты меня не видела! Как тебе шрам под родимым пятном на левой ягодице?

— У тебя нет родимого пятна!

Упс.

— Эля, Эля… — укоряет меня Раевский. — Я считаю, это несправедливо. Ты видела меня со всех сторон, а я только с тыла.

— Зачем ты вообще смотрел? — возмущаюсь я, хотя у самой рыльце в пушку. Но лучшая защита — это нападение.

— Эльвира Давидовна, — в голосе Олега добавляется хрипотцы. — Как ты считаешь, может ли нормальный мужик не смотреть на голую женщину, которую мечтает вые…

— Должен не смотреть! — выпаливаю я, чувствуя, как во время слов Раевского некоторая его часть оживляется еще больше.

— Нет, Элечка Давидовна. Не смотреть еще хуже. Я же уже видел кое-что, трогал, а кое-что только представлял.

— Ты же сам свой шанс упустил, — фыркаю я.

— Потому что приятель попросил меня приглядеть за племяшкой. Приглядеть и закинуть ее ноги на плечи — разные вещи. Не находишь?