Отмахиваюсь:
— Это, наверное, последствия купания в пруду.
Архипова вылупляется, будут у меня две головы.
— Идиотка! Тебе надо дома отлёживаться! Какого хрена ты припёрлась?
Ну не объяснять же, что из чувства вины.
— Да ладно, — блею я. — Утром все уже было нормально…
Катя закатывает глаза.
— Отсыпьте полоумной кто-нибудь мозгов.
Она щупает мой лоб и цветисто матерится.
Я даже заслушиваюсь. ИнЯзовцы дружили с филологами, и поэтому ругается Катя почти также виртуозно, как ба.
— Тебя в таком состоянии даже в такси сажать страшно, — волнуется подруга.
А я почему-то вспоминаю, как не нравилась Раевскому мысль отпускать меня с таксистом. Со всем видать плохая. Не о том думаю.
— Так. Звони Герману Александровичу. Пусть он тебя заберёт, — приказывает Катя.
— У него там бабцовые войны, занят он, — ворчу я, вспомнив как эти кошачьи драки называет Роза Моисеевна. Если рифмовать, то наиболее подходящая рифма будет «звёздные». Впрочем, при Кате можно не церемониться. Она с дядей знакома и имеет неплохое представление о нем. Герман Александрович рад был бы порезвиться с студентками из Педа, но пока я там училась, боялся затащить в койку кого-нибудь из моих подруг. Но идея Кати кажется мне привлекательной.
— Ничего, немножко отвлечётся. Он же не координирует движение войск. А, — машет она рукой. — С кем я вообще разговариваю? Давай телефон, я сама.
Сидя на табуретке и привалившись к стене, я слушаю, как Катя звонит дяде Гере. Вот только что я слышала её «Добрый вечер, Герман Александрович», а вот я моргаю, и надо мной уже склоняется хмурое бородатое лицо.
— Подкидыш, ты с нами?
— Я ей даже Анальгин не могу дать. А у неё температура. Народными средствами я не рискнула воспользоваться.
С благодарностью смотрю на неё слезящимися глазами: народных методов с меня хватит.
Катя помогает мне обуться и накинуть пальто. Дядя приобнимает меня покрепче, потому что идти я могу, но у меня слегка кружится голова, и меня ведёт в сторону. Как старушку, он буксирует меня к машине. Дорога до дома проходит, как в тумане.
Очухиваюсь уже у себя, лежащей на диване в гостиной. Под толстым одеялом я всё ещё одета, но, что радует, без пальто и ботинок, хотя все равно взмокла. Рядом на журнальном столике стоит графин с морсом, который придавливает длинную записку. В ней и ба, и дядя Гера не поленились написать мне ценные указания, читая которые, я отчётливо понимаю, что меня считают сферической дурой в вакууме.
Ну отвыкла я болеть, что ж так изгаляться-то!
За окном уже светлеет, стало быть, скоро восемь, но я, пожалуй, ещё не посплю. И даже в спальню не пойду. Тут, в старом диване, есть удобная просиженная ямка, куда можно технично сложить грудь, и становится совсем хорошо.
Тянусь к морсу, наливаю и, вздрогнув от неожиданности, тут же обливаюсь розовой ягодной жижей. Тьфу! Это мобильник, поставленный на беззвучку, жужжит и елозит по стеклянной поверхности стола.
Кряхтя, подцепляю его. Хм, незнакомый номер.
— Алло, — сиплю я. Ого, вот это у меня голосок.
— Эля? — растерянно вопрошают на том конце. Ничего удивительно, в этом перепившем грузине я и сама бы себя не признала.
— Да, кто это? — на особую вежливость у меня сейчас сил нет.
— Это Карина Смолина. Я рано, наверное…
— Всё нормально, — хриплю, припомнив хрупкую и загадочную невесту Лютаева. — Говорите.
— Хотела уточнить, когда будут готовые снимки детей? Меня родители уже замучили. Мне бы им сроки назвать.
Прикидываю, что детей было не так уж много. Да и на домашнем карантине, который мне прописали родственники, мне все равно делать будет нечего.
— Карина, я немного не в форме…
Тут до меня доходит, как это звучит вкупе с моим голосом, и исправляюсь:
— Я заболела. Думаю, через пару дней можно будет забрать.
— Ой, — волнуется Карина. — Извините за беспокойство! Поправляйтесь, пожалуйста! Конечно, мы подождём!
Какая все-таки милая девочка.
Раз уж меня разбудили, хочу набрать Марка, спохватываюсь, что в Москве ещё совсем рано. Повалявшись, опять проваливаю сон.
Когда в обед меня будит ба, первая мысль: «Это какой-то кошмар! Сколько ж можно спать?»
А вторая мысль: «Это еще что?»
Я пялюсь на огромную корзину с фруктами, стоящую на журнальном столике там, где должно быть пятно от морса.
— Это дядя Гера озаботился гуманитарной помощью? — недоверчиво спрашиваю я бабушку, которая читает в кресле газету.