— Это ты, что ли, за деньги никому не нужен? К туалету приученный, возможно, кастрат? — зло шиплю я, барахтаясь на постели, чтобы повернуться.
— Какой я кастрат, ты сейчас узнаешь, — Олег одним движением стаскивает футболку.
— Ага! Сейчас прям! Бегу, волосы назад, — мне удаётся сползти с кровати.
Но мой бросок в сторону выхода из спальни пересекается. Секунды, и я в захвате намертво. Так и знала, что он какими-то единоборствами занимался.
— Отвали от меня, питекантроп! — лягаюсь я.
— Я тебя предупреждал, что если ещё раз попадёшься, то тебе, Эля Давидовна, один путь только останется.
Там как-то по-другому было сформулировано, но в любом случае…
— Ты меня сам сюда заманил! — воплю я, вырываясь из его хватки.
— Это незначительная деталь, — буднично говорит Олег, встряхивая оставшуюся в её руках куртку.
Когда он успел с её с меня снять?
— Я убью Карину!
— Я точно тебе не дам тебе этого сделать, — всё так же спокойно надвигается на меня Раевский.
— Какого хрена тебе надо? — продолжаю пятиться, нащупывая пути к отступлению из спальни.
Вот я уже практически в другой комнате, но Олег хватает меня за пиджак, и я, чтобы снова не попасть в его лапищи, выворачиваюсь из рукавов.
— Отличное начало, Элечка, — одобряет Раевский. — К кухне как раз в одних трусах дойдёшь.
Он отбрасывает пиджак на стоящее рядом кресло. Зло щурюсь на него, а Олег меня разглядывает весьма плотоядно. Я остро ощущаю, что она мне всего три элемента одежды: футболка, джинсы и вышеупомянутые трусишки. И за них я буду биться до конца!
— Нет, ты мне скажи, что на тебя нашло! — заговариваю я ему зубы. — В понедельник ты сказал, что нам нельзя встречаться, а в пятницу ты обманным путем затащил меня к себе! Не смей снимать ремень, когда я с тобой разговариваю! Я буду кричать!
Но кто бы меня слушал!
Раевский уверенно шагает ко мне, а я не могу отшатнуться.
Оказывается, меня прижали к стене. И уже расправившись со своим ремнем, Олег принимается за мной. Я луплю его по груди, хватаю за руки, но он лишь сильнее прижимается и придавливает меня своим телом.
Наклонившись, Олег говорит мне на ухо:
— Одна птичка мне напела, что ты, отрицая все разумные доводы, все равно собралась в аэропорт встречать своего ненаглядного женишка. Мне это нахрен не понравилось.
Я обалдело замираю. Это что за птичка такая, которая так далека от правды? Пользуясь моим замешательством Олег стаскивает с меня в футболку.
— И что? — возмущаюсь я, пытаясь закрыть гордость Бергманов руками. — Твоя душа не вынесла, что кто-то меня от меня не отказался?
Олег не напрягаясь убирает мои руки и прижимается ко мне. Я чувствую его кожу своей, и против воли соски напрягаются.
— Да, — отвечает он бесхитростно. — Я уже говорил, что не люблю делиться? Я хочу всё себе. Тебя хочу, и не собираюсь больше маяться стояком.
— Охренеть! Зато я тебя не хочу!
— Хочешь, Эля, хочешь.
— Ты собрался меня насиловать, — ужасаюсь я, когда Олег, которому надоело, что я его луплю, просто фиксирует одной рукой обе мои у меня над головой.
— Зачем же? — он обводит языком ушную раковину. — Ты сама меня попросишь.
Прогоняя мурашки, я храбро возражаю:
— И не подумаю!
— Вот сейчас и проверим, — и рука Олега ныряет в мои джинсы.
Чёрт бы побрал моду на свободные штаны!
Глава 50. Ясон
— И куда делось твое благородство? Ты же так беспокоился за Марка, для которого моя недевственность окажется неприятным сюрпризом? — цежу я, пока Раевский уверенно забирается мне под трусики.
— А я уже говорил, что я нихуя не благородный, Эля, — он жарко дышит мне в шею. — Вот понимаешь, один раз затмение нашло, но я образумился. Сейчас мы перейдем к сладкому, а потом жених испарится с твоего горизонта. Мне нравится и начало, и конец этой затеи.
— Перестань меня там трогать, — делаю я еще одну попытку остановить беспредел, однако, голос мой звучит уже слабее, потому что Раевский таки добрался до кудряшек, и мое тело остро напоминает, что в прошлый раз нам все очень понравилось.
— Элечка, — перемежая слова и поцелуи в шею, бубнит Олег, — Я сейчас Ясон, который добыл золотое руно. Хрен ты меня остановишь, пока не начнешь стонать. А уж потом тем более не остановишь.
Я краснею. Поэт, блин. Мой рыжий каракуль назвал руном!
Достойно ответить у меня не получается, потому что Раевский уже раздвинул пальцем губки и приступил к подлым действиям.
Продолжая ласкать губами горло, шею и ушко, Олег настойчиво потирает горошинку, попавшую ему в руки. Как я ни креплюсь, но коленки слабеют, а мое подрагивание подсказывают Раевскому, что он на правильном пути. И когда, слегка зажав клитор между двух пальцев, Олег начинает скользить по промежности вверх-вниз, надавливая в крайней нижней точке подушечками пальцев на дырочку, у меня все же начинают прорываться стоны.